Рассматривал старые фотографии и в очередной раз нахлынули воспоминания. Текст ниже — это попытка связно описать те довольно смутные воспоминания и ощущения из раннего детства. На полноту и абсолютную достоверность не претендую, но я постарался максимально передать то, что помню о том времени. Моё четвёртое сочинение.

Сочинение «У папы на работе»

В детстве я не ходил в садик. Так сложилось. Ну, совсем немножко я походил всё-таки, когда совсем уж маленький был, даже младше, чем ясли. А перестал ходить, когда в садике упал и повредил ногу, вот. Ну, потом зажило, конечно, но снова ходить в садик я так и не начал. Вот. Иногда меня оставляли дома одного, иногда кто-то дома оставался из старших. Про садик я в общем почти ничего не знал. Помню эпизод, как я гулял на улице, никого из друзей не было, а садик у нас рядом с домом был, я туда пришёл, а там за оградой почти все наши со двора бегают. Я пришёл, значит, и говорю — пошли гулять. А мне отвечают, нельзя, я тогда так и не понял, почему нельзя, мне же можно было. Вот так и жил себе беззаботно.

Правда, дитё без присмотру тоже не очень вариант. Иногда так получалось, что и оставить меня было не с кем. И вот тогда я ехал с папой на работу. В нынешний Дом Печати.



Большое четырёхэтажное сине-белое здание, везде пол паркетный и ещё лифт (и это на четырёх-то этажах). Всегда там было очень оживлённо. Ездил я туда, в дом Печати, года полтора как минимум, вместо садика. Освоился там довольно быстро, первые дни было скучновато, я сидел в кабинете и баловался телефоном (ярко-оранжевый дисковый аппарат), набирал номера автоответчиков, которые нашёл в телефонном справочнике. Читать я тогда не умел, но цифры знал и соображал неплохо, раз на книжке телефон, а внутри цифры, значит можно позвонить. Кто-то подсказал мне номера, на которые можно звонить просто так. Это были номера автоответчиков, таким макаром я регулярно узнавал точное время, прогноз погоды и расписания кинотеатров. Ещё иногда я рисовал и делал вид, что пишу, хотя и не умел, просто рисовал волнистые линии в строчку. Рисовал на бумаге, обычной серой бумаге, которой в кабинете и вообще во всём здании было просто завались. Можно было делать, что угодно. Я и делал. Самолётики например, и запускал их из окна, а кабинет был на третьем этаже, получалось весело. Ещё в кабинете с папой сидел дядя Тимофей, он любил иногда молоть зёрна кофе в ручной кофемолке, а потом заваривать. Аромат был невероятный… но мне не разрешали пить кофе, говорили, что я ещё маленький. В кабинете я недолго задерживался, скучновато ведь, и тогда я отправлялся в путь.

Полностью известным был для меня третий этаж, редакция газеты «БуряадУнэн», где и работал папа, там я чувствовал себя как рыба в воде, знал все кабинеты, кто и где сидит. Помню, в коридоре лежали тёмно-красные ковровые дорожки с зелёными полями, и ещё местами стояли квадратные деревянные кадки с комнатными растениями. В центре коридора, у главной лестницы, висел деревянный стенд, с названием газеты, на стенде на кнопках висели фотографии, статьи и ещё всякие разные бумажки. И там же у стенда был вход в секретариат, большой такой кабинет, тот, где сейчас сидят верстальщики. А раньше там сидели три человека. Справа сидела тётя Оля (Ольга Потельхоновна), полная добродушная женщина в очках, слева был стол дяди Далай (Далай Шагдарович), всегда весёлый такой, он очень радовался, когда я заглядывал к ним, «Смотрите, кто пришёл!», постоянно добродушно шутил и всё спрашивал, нашёл ли я себе невесту, а я в ответ хмурился и морщил лоб, «Не нашёл, значит, ну ничего, мы тебе подберём кого-нибудь».
Ещё отчётливо помню дяденьку-ретушёра (Раднажап Абидуевич), невысокий такой, седой, ещё почему-то в голове отложилось, что он всегда ходил в такой классической шляпе. В секретариате его стол стоял почти напротив двери, посередине кабинета. Помню, как иногда я стоял у его стола тихонько и наблюдал за ретушью, очень любопытно было: обычные черно-белые фотографии прямо на глазах становились чуть более чёткими, одним-двумя штрихами подчёркивались какие-то детали, исправлялись огрехи. Зачем всё это, мне было не очень понятно, но наблюдать было всё равно интересно, на столе у ретушёра был целый арсенал для рисования: карандаши, перья, баночки с тушью разных цветов. Не то что нынешние мастера фотошопа, когда всё в мониторе… но не об этом речь.
Первым делом, когда я входил в секретариат, то обычно пережидал всякие весёлые комментарии и следующие за ними угощения. В основном, в секретариате царила спокойная и очень уютная атмосфера, было тихо и слышен был только скрип пера, хотя нередко, ближе к обеду или после него становилось чуть шумнее: приходили люди из других кабинетов, заваривали чай или кофе, доставали шахматы, кто-то набивал трубку, завязывался общий разговор, все что-то обсуждали, шутили, смеялись. В общем, в секретариате я бывал частенько и подолгу.

Ещё на этаже следующее хорошо мне знакомое место было в приёмной «уначальства» (слово воспринималось именно вот так, целиком), там были два кабинета, один большой, с длинным столом и кучей стульев, а другой поменьше, там сидели редакторы, а иногда в большом кабинете происходила загадочная «планёрка». В приёмную я частенько заглядывал, потому что там тоже угощали конфетами: а ещё туда иногда приезжала внучка секретарши, одногодка, можно было поболтать и поиграть. Правда, редко это случалось. Ещё запомнился один случай, когда я вечером заглянул в приёмную, дверь в большой кабинет была открыта, и там сидели несколько человек, странных, разговаривали на непонятном языке, а ещё на столе стоял большой торт. Видимо, я так душераздирающе на этот торт уставился, что меня тут же угостили. Случалось, в общем))

А я шёл дальше, следующее интересное мне место было внизу, на первом этаже, там была столовая и ещё одна лестница, с которой был черный ход, выводящий к гаражу. В гараже стояли Зил, уазик, Волга, ещё пара каких-то авто, ещё был большой сломанный погрузчик с зелёной кабиной, а ещё стоял маленький погрузчик жёлтого цвета, с открытой кабиной, и на руле была такая круглая штука, чтобы удобно было крутить руль одной рукой. Ещё в гараже была куча огромных рулонов бумаги, и там же стоял такой большой железный стол-станок с длинным лезвием, метра эдак три, он нужен был для резки бумаги. На стол обычно клали большую и толстую кипу бумаги, метр на два примерно, может и больше, саму бумагу отматывали с рулона. Потом бумагу закрепляли по меткам и начинался процесс резки: нажатие кнопки и лезвие легко, как нож масло, разрезает толстенную кипу, ровно, стол чуть продвигают, потом опять нажатие кнопки, и так несколько раз, в итоге большущий «шмат» бумаги превращался в несколько вполне аккуратных стопочек листов формата А4. Так я понял, откуда берутся эти ровненькие листы, и почему их всегда так много.

Конечно же, в гараже я был не без присмотра, помню, что никто не прогонял, наоборот, добродушно наблюдали и присматривали, чтобы сильно не шалил. Особенно запомнил шофёра дядю Толю, на работе он всегда был в стареньком пиджачке и в кепке. Добрый был дядька, он взял надо мной в гараже негласное шефство, иногда что-нибудь объяснял или рассказывал, и часто разрешал залезать в машины поиграть, на водительском месте(!), вот. Помню, как иногда я исподтишка нажимал на кнопку аварийки, выходил и смотрел как моргают поворотники. Вообще же в гараже было много всякой всячины, там, например, валялись такие большие железные листы, свёрнутые в трубочку, я их рассмотрел поближе и с удивлением увидел, что на них буквы и даже картинки. Оказалось, это были отработанные типографские оттиски. Ещё там и рядом на территории частенько валялись всякие небольшие обрезки железяк жёлтого цвета, кажется, медные.
Иногда дядя Толя садился в Зил и уезжал. Через некоторое время он возвращался, привозил в кузове много новых рулонов бумаги. Основная масса рулонов этих вообще-то хранились в другом месте, в загадочной типографии, ещё немного рулонов было на складе и даже иногда на внутреннем дворике (там ещё был неработающий фонтан или бассейн, этот дворик сейчас стал крытым). Когда дядя Толя приезжал с рулонами, тогда заводили жёлтый погрузчик, за которым тоже было интересно наблюдать, чем-то он напоминал маленького сноровистого робота. Он очень быстро разгружал кузов на склад, иногда рулонов накапливалось целое море, штук эдак под пятьдесят, наверное. А иногда всё было наоборот, рулоны погружались со склада в кузов, и дядя Толя уезжал с ними в типографию. Я кстати в типографии так ни разу и не был, а сейчас там торговый центр.

Кроме гаража и третьего этажа остальное помню довольно смутно, обрывками. Например, иногда я заглядывал в одно очень любопытное место, тоже на первом этаже, недалеко от столовой (кстати, вспомнил, там же у столовой в коридоре стоял одно время стол для настольного тенниса) — там была большая фотолаборатория! Я сразу понял, что это такое, как только заглянул туда. У нас дома был свой собственный фотоувеличитель, и ещё фотоаппарат «Зенит», родители фотографировали, мама часто печатала фотографии в ванной: тушили свет, включали красную лампу и печатали. Проявитель, фиксаж, ванночки, фотоплёнка и фотобумага «Свема». Так вот, зайдя первый раз в лабораторию, я сразу понял, что к чему, потому что там стоял такой характерный запах, и ещё там было аж два таких же фотоувеличителя как у нас дома. А ещё! Там был огромный, просто царь-увеличитель, высокий, с электроприводом и кнопками. Мощная штука. В фотолаборатории работал фотограф Дмитрий Алтаев, тогда молодой парень, я маленький с ним очень запросто здоровался «Привет, Дима!» (вообще в детстве отличался некоторой наивной беспардонностью :)). Однажды, когда за мной пришла старшая сестра, а рядом был Дмитрий, я его небрежно представил «А, это мой друг Дима». Такие вот забавные моменты :) Правда, большую часть времени лаборатория была закрыта, и бывал я там нечасто.

Ещё помню, что на втором этаже (в том крыле, где сейчас редакция «Информполиса») был кабинет с забавными автоматическими печатными машинками, телетайп. Помню, там было шумно и из машинок ползли ленты с отпечатанным текстом.

Ещё я любил кататься на широких перилах главной лестницы, и вообще лазить по ней. Частенько меня гоняли, ибо опасно, и вообще.

Со временем я совсем освоился и начал выходить погулять в окрестностях дома Печати, в ближайшие дворы, сдружился с тамошней детворой (мы там даже как-то раз карбид взрывали). А ещё помню как меня и прочую малышню катал парнишка постарше, Кеша его звали, кажется, на багажнике, на велике «Салют»: рассекали по ближайшим дворам и по тротуарам по улице Ленина (по нынешнему «Арбату»).

В итоге изучил всё вдоль и поперёк. Ну, не всё-всё, но по большей части. Некоторые территории так и оставались незнакомыми, например, вот на втором и четвёртом этажах в Доме Печати бывал редко, там я никого не знал, наверное, поэтому и не запомнилось почти ничего. Помню только, что на втором этаже была редакция газеты «Правда Бурятии», а на четвёртом «Молодёжь Бурятии».

Ездил я к папе на работу регулярно, вплоть до того момента, пока не пошёл в школу. И позже тоже бывал, да и сейчас заглядываю, и многое уже изменилось. Как никак с тех пор, когда моим детским садом была редакция прошло уже больше двадцати лет. Говорят, что меня называли «издательский подкидыш» :) Этот недолгий период, по сути, это всё, что я непосредственно застал из жизни в СССР. А сейчас уже нет многого из того времени, нет многих из тех, кто был тогда, в моём детстве. И многие события и имена я успел забыть. В памяти остались только самые яркие эпизоды. Но самое главное — я почему-то отчётливо помню ощущения, эмоции, атмосферу того периода… Светлое было время.

А потом я пошёл в первый класс, и начались девяностые. Ну, об этом я уже как-то раз писал.