Примечание. Данный рассказик (если его, конечно, можно так назвать) был написан в качестве пародии на то, как мог бы выглядеть какой-нибудь голливудский слэшер или японский ужастик, если бы действие происходили не в тех странах, а у нас, в Улан-Удэ. Ну а поскольку пародия, то не стоит воспринимать чересчур всерьёз! ;)

Вагон трамвая был практически пуст. Скучающая женщина-кондуктор, позёвывая, смотрела на проплывающие мимо дома. Вечерний час пик давно прошёл, и очень скоро она уже будет идти домой – трамвай возвращался в депо с последнего рейса. Несколько последних пассажиров все сидели на сиденьях и тоже, по всей видимости, предвкушали, каждый своё, возвращение домой.

На центральном рынке в вагон зашли двое молодых людей: парень и девушка. Парень был одет в вылинявшую спортивную куртку, белую с фиолетовыми полосами, старые, но совсем ещё не рваные джинсы и остроносые, изрядно грязные ботинки. Он обнимал девушку, которая была одета в красный спортивный костюм с логотипом «abidas». Оба молодых человека были слегка навеселе.
Kондуктор лениво встала со своего обогреваемого места и начала неторопливо приближаться к новоиспечённым пассажирам. Она уже ждала если не скандала, то, как минимум, небольшой перепалки – всё ж таки она была кондуктором со стажем и знала, чего от кого ожидать. Либо у этих двух проездные, либо быть перебранке.

«Так. Оплачиваем проезд» — невнятно пробубнила кондуктор. Внутренне она уже приготовилась к оскорблениям и отнёкиваниям.

К великому её удивлению, парень лихо вытащил из кармана руку и подал три монетки, все достоинством в пять рублей. Мало того — сделал он это не без некоторого даже достоинства. Завершила маневры не менее лихая фраза: «Сдачи не надо!».

Обескураженная кондуктор развернулась и пошла назад к своему законному месту. Парень гордо засиял, как начищенная медалька, а девушка ещё крепче прильнула к нему. Взгляд её выражал полнейшее восхищение.

Молодого человека звали Гарма, а девушку рядом с ним – Дулма. В обычные дни Гарма, почти всегда ругался с кондукторами, даже если у него и были деньги. На худой конец, он мог ограничиться каким-нибудь едким замечанием в их адрес. Но только не в этот раз. Ведь сегодня он ехал со своей девушкой. Они здорово провели время, и именно сегодня он решился, прямо возле её дома, сделать ей предложение. В левом кармане его куртки покоилось заранее купленное кольцо. На его покупку он потратил немало денег, большую часть которых, разумеется, выиграл на игровых автоматах. Именно поэтому сегодня он не стал ругаться с кондуктором и даже не потребовал сдачи – настолько хорошим было его настроение.

Всю дорогу Гарма рассказывал Дулме что-то, по всей видимости, необычайно весёлое. По крайней мере, как минимум каждые две-три минуты весь вагон оглушался громким заливистым смехом этой парочки, так, что сидящие вокруг пассажиры невольно вздрагивали, а иные – даже подскакивали на своих сидениях. Наверняка, Гарма был сегодня в ударе!

Одним словом, двое молодых людей вовсю наслаждались жизнью и решительно ничего вокруг не замечали. А трамвай тем временем медленно, но верно продвигался вперёд сквозь вечерние сумерки.

Понятно, что выйти эта пара могла только на одной остановке – на 24 лицее. Что она и сделала: молодые люди в обнимку вышли из задней двери, обошли трамвай сзади и со смехом пересекли дорогу.

Улица была на удивление пустынна. Но Гарма не обратил на этот факт особого внимания. Скорее даже, наоборот – в такой момент он хотел, чтобы во всем мире были бы только они вдвоём. Поэтому он, всё ещё крепко обнимая Дулму, прошёл с ней ещё немного по тротуару, а затем вдруг резко остановился. Невольно остановилась и Дулма. Она повернулась к нему лицом и вопросительно на него посмотрела. Она, кажется, догадывалась о причине их остановки. Под ложечкой у Дулмы сладостно засосало.

Губы у Гармы пересохли. Рука, опущенная в карман, сжимала кольцо. Ладонь заметно вспотела. Все слова почему-то вылетели из головы. То, что он, казалось, не одну сотню раз повторял про себя уже в течение многих дней, испарилось в мгновение ока. Раздавалось лишь нечленораздельное мычание. Пауза становилась неудобной, даже по меркам его круга общения. Наконец, вдохнув напоследок побольше воздуха, Гарма вынул руку из кармана и начал говорить: «Дулма, я тебя очень люблю… ».

Глаза Дулмы, такие преданные и милые, полные своей особой нежности, внезапно расширились до предела. В них читался почти животный ужас. Гарма даже растерялся – такой реакции он никак не ожидал. Густые брови начали непроизвольно сдвигаться к глазам, могучие жилы на шее — вздуваться; неужели её не радуют его слова?!

Тем временем Дулма вырвалась из объятий Гармы и отскочила в сторону. Она была так напугана, что и рта не могла раскрыть. Казалось, что перед ней вдруг перерезало пополам живого человека, или, по крайней мере, кому-то оторвало руку. В ужасе она смотрела теперь на Гарму и мелкими шажками пятилась назад. Указательным пальцем она указывала прямо на Гарму.

Взбешённый, Гарма угрюмой громадиной своего тела начал надвигаться на свою подругу. Такого издевательства он вытерпеть не мог; бедняга чувствовал себя жертвой какого-то глупого розыгрыша. Из самой глубины его груди вырывалась череда непечатных слов, причём с заметным акцентом. Что поделать, по-другому, то есть без акцента, Гарма ругаться не умел. Однако сейчас ему было наплевать – сознание его было в помутнении.

«Идиот! Оглянись!» — вдруг отчаянно взвизгнула Дулма.

Брови Гармы в удивлении приподнялись, образуя что-то вроде двух чёрных мохнатых радуг. Тут до него начало доходить, что, видимо, кто-то находился ЗА его спиной. Гарма развернулся.

Мертвенный холод тут же повеял на Гарму. Холод был настолько пронизывающим, что даже закалённый Гарма ощутил его в такой мере, что едва мог вздохнуть. Перед ним стояла девушка с длинными распущенными волосами, такими тёмными, что сама окружающая мгла казалась более светлой. Росту она казалась невысокого, но ведь и сам Гарма, с его короткими ногами, едва ли был великаном… Одета она была в какие-то лохмотья, серые, грязные. Девушка смотрела вниз, как будто искала оброненную монету или разглядывала облупившиеся носки на ботинках у Гармы.

«Чо, бля, надо?!»- возможно, что в другое время Гарма сказал бы что-нибудь более вежливое, но сейчас ему было не до этого. Ему хотелось поскорее покончить с этой чёрт-знает-откуда появившейся девкой и выяснить свои отношения с Дулмой. В ответ он услышал громкий и заливистый смех. Так смеются душевнобольные и психические маньяки. Но Гарма был не из пугливых и повторил свой вопрос, перейдя при этом в более верхний регистр: «Э-э, бля, чо, оглохла, бля?!».

И снова пронзительный безумный смех в ответ. Глаза Гармы налились кровью – столько издевательств за один день он вытерпеть решительно не мог. Дыхание, несмотря на внезапно нахлынувший холод, участилось, вены набухли. Гарма поднял свою правую руку, готовясь нанести удар; ему было наплевать, что перед ним стояла всего лишь хрупкая девушка – никто и никогда не имеет права оскорблять его! И рука, набирая скорость начала свой стремительный спуск, неминуемо грозя обрушиться прямо на голову смеющейся фигуре…

Внезапно странная девушка стала поднимать голову. Стоявшая в стороне Дулма, которая от страха была не в силах даже пошевелиться, почувствовала, что тьма вокруг них сгустилась (а ведь по идее было не так уж и поздно – они же на трамвае приехали), а свет фонарей наоборот стал более тусклым. Улица, словно резиновая, стала вытягиваться: дома, аллея, забор на той стороне улицы – всё вдруг стало призрачным и зыбким. И, как ни странно, не было вокруг ни людей, ни машин… Дулма вновь посмотрела на Гарму и не поверила своим глазам — рука Гармы вдруг замерла в воздухе! Такого просто не могло быть!!! Дулма не понаслышке знала, что в драках Гарма всегда был отчаянно горяч, а уж чтобы его рука застыла на месте – такого и вовсе быть не могло…

Тем не менее, факт был налицо: Гарма замер, словно каменный истукан. Даже в такой ситуации ноздри у Дулмы презрительно раздулись – она-то думала, что с Гармой ей ничто не будет страшно, а он струсил перед какой-то сумасшедшей (и, по всей видимости — городской) девчонкой!

А Гарма тем временем и впрямь не мог пошевелить своей рукой – она просто-напросто отказывалась двигаться дальше! Это было выше понимания бедолаги, на голову которого за последние несколько минут и так уже свалилось столько неожиданностей, сколько он, в обычные дни, не привык встречать и за месяц!

Волосы девушки, которые до этого полностью скрывали её лицо, начали расползаться в стороны. Взору Гармы предстало бледное, буквально белое лицо, губы синеватого оттенка, как у утопленницы, и… глаза, чёрные и бездонные как колодцы в деревне, в доме у родителей Гармы (а уж те колодцы и впрямь впору назвать бездонными!). На лице, совершенно ничего до этого не выражавшем, появилась улыбка. Явственно повеяло трупным запахом.

И тут словно пропал, наконец, какой-то барьер, мешавший Гарме завершить так хорошо начатый удар. Гарма не преминул воспользоваться этим обстоятельством. Он уже понял, что дело серьёзное и что, возможно, не то что здоровье или одежда, но сама жизнь его сейчас находится под страшной угрозой!

Не медля ни секунды, он обрушил всю мощь своего тела, стараясь сокрушить, вбить в землю стоявшую перед ним фигуру. Всю свою ярость вложил он в этот удар. Однако, вместо ожидаемого эффекта, а именно – падающего тела, проломленного черепа и проч., Гарма с удивлением обнаружил… что промахнулся. Да-да! Удар, наверное, лучший в его жизни, не достиг своей цели, а лишь рассёк воздух в добрых 10 сантиметрах от головы или хотя бы туловища девушки!

А удар, надо сказать, был такой силы, что Гарма потерял равновесие и даже подался вперёд, увлекаемый вниз своим крепким кулаком. На миг стало казаться, что он и вовсе упадёт. Но ему всё же удалось изловчиться и возвратиться в прежнее положение. Он вновь поднял взгляд на лицо сумасшедшей.

И тут волосы на голове маленькой фигурки стали удлиняться и словно щупальца невиданного осьминога полностью обвили запястья Гармы. Гарма попытался вырвать руки, но тщетно. Дикий, первобытный вопль вырвался из его глотки, но волосы всё плотнее опутывали его руки, доходя уже почти до самых плеч. Дулма, словно завороженная наблюдавшая до этого за происходящим, дико завизжала и пустилась наутёк.

Вскоре фигура её скрылась за углом. Гарма проводил её прощальным взглядом, полным неизбывной тоски и печали, и вновь посмотрел на маячившее перед ним лицо. Калейдоскопом пронеслись в памяти картинки его немудрёной жизни: дом, в котором он вырос, школа, запахи душистого сена, солнечные блики на закатном озере, выпускной вечер, братья, сёстры, родители, а главное — тот вечер, когда он впервые встретил Дулму…

Волосы тем временем полностью обвили верхнюю часть туловища. В бездонных чёрных глазах на мгновение полыхнул огонёк, да и тот какой-то неживой, улыбка, и без того слишком широкая, расширилась до совсем уж нечеловеческих пределов, обнажая ряд острых сверкающих клыков. Девушка вытянула свои руки с длинными когтями и схватила Гарму за горло. Брызнула кровь…

Левая рука Гармы, всё это время крепко что-то сжимавшая, обмякла, и на асфальт со звоном упало и покатилось в сторону маленькое колечко.

2006