Протяжно скрипнула входная дверь, и из 53-й квартиры в подъезд вышел Батор. Около пятнадцати минут назад он впервые в жизни побил свою жену. Не то, чтобы очень уж сильно, но один раз ей всё-таки прилетело. Она тут же собрала какие-то вещи, забрала сына Бальжуньку и ушла из дому (наверно, к родителям, вернее — к матери; отца-то у неё нет). Батор устало уселся прямо на ступеньки, локтями он упёрся в колени, а руки сомкнул на макушке головы. Невидящим взглядом он упёрся в бетонный пол и с несколько секунд не произносил ни слова. Затем он протяжно завыл. Успокоившись, Батор немного дрожащей рукою достал из кармана штанов зажигалку и сигареты и, так и сидя прямо на ступеньках, очень нервно закурил.

Вообще говоря, Батор никогда не считал себя плохим человеком. Конечно, и Святым праведником его можно было назвать только с о-очень большой натяжкой, но всё-таки… всё-таки он не был злым человеком. С самого детства у него были какие-то свои, раз и навсегда установленные правила, которых он и старался придерживаться всю жизнь. Например, что воровать нехорошо. И что наркотики — это тоже нехорошо. Он всегда думал, что надо быть честным человеком, и что тогда у тебя всё по жизни само собою устроится: и работа, и семья, и положение в обществе. И уж конечно он не думал, что когда-нибудь всё у него сложится вот так, что когда-нибудь он станет кухонным боксёром… До этого момента Батор вообще никогда не бил женщин, и уж тем более не поднимал руку на собственную жену. Он очёнь любил её, свою Туяну, и думал, что уж их то обойдут стороной различные семейные неурядицы и бытовые ссоры. Они поженились, когда ещё были студентами, и все знакомые говорили, что не видели более красивой, счастливой и молодой пары!

И теперь, хотя и прошло уже почти восемь лет, и оба они приближались к своим 30-ти, он всё ещё любил Туяну и считал её самой красивой и привлекательной женщиной на Земле. Конечно, годы, замужество, да и рождение ребёнка сделали своё дело, но Туяна всё равно была самой красивой. И милой. И доброй. Определённо — Батор знал, на ком следует жениться!

Хотя — чего уж там! — в последнее время всё у них как-то не складывалось. Годы проходят, и от былой нежности, конечно же, что-то поубавилось. Но всё бы ничего, но случилось так, что Батор потерял работу. Грёбанный кризис! Батор не понимал, почему из-за того, что где-то на другом конце планеты долбанные американцы перехимичили чего-то со своей экономикой, теперь должен был отдуваться он! Но действительность была такова, что Батор остался без работы и всё последнее время перебивался мелкими заработками. С этих-то пор что-то очень сильно переменилось в характере Туяны: она стала гораздо раздражительнее и придирчивее, она была постоянно недовольна своим супругом. Батора очень достали эти постоянные упрёки в том, что он «ничего не делает и сидит у неё на шее» — хотя она и сама зарабатывала сущие копейки.

Поэтому Батор и стал всё меньше времени проводить дома (понятное дело: кому приятно слушать постоянные попрекания 24 часа в сутки!). Первое время он честно пытался искать возможности заработать денег, но затем всё чаще стал проводить время, выпивая с кем-нибудь из многочисленных товарищей. И домой он стал приходить порою поздно, и порою не совсем трезвым.

Разумеется, это не могло способствовать улучшению микроклимата в семье и погоды в доме: Туяна стала ещё больше допекать его своими увещеваниями и всё чаще звонить на сотовый Батора, чтобы услышать там короткие гудки… Мало-помалу, то ли дойдя до этого сама, то ли наслушавшись советов своих подруг, Туяна вдруг стала подозревать Батора в супружеской измене. И сегодняшним вечером она решилась наконец высказать свои подозрения ему в лицо. Собственно говоря, после этого Батор и ударил свою жену — люди вообще во время кризиса становятся раздражительнее и злее. Батор уже привык к постоянным истерикам и окрикам Туяны, но такого он выдержать уже не мог: да, возможно, он «неудачник без работы», возможно, Туяна в своё время и могла «выйти замуж за кого получше», возможно, он, Батор и «лузер», но он никогда, никогда не изменял своей жене! Даже не думал об этом.

Конечно, теперь он сильно сожалел, что ударил Туяну… Сигарета медленно догорала, а Батор, всё так же молча, сидел на ступеньках. Ему казалось, что теперь, после того, что он совершил, в его организме должно что-то измениться, что прорвана какая-то планка, и что он, Батор, уже никогда не будет таким, как прежде.

Туяна… милая его Туяна, ну как же он мог ударить её? Сможет ли она когда-нибудь простить его? А что если она ушла навсегда? А что если он останется один?

Внезапно ход мыслей Батора был прерван, потому что скрипнула дверь и на лестничную площадку из 56-й квартиры вышел сосед Батора, дядя Вася. Он был одет в синие вылинявшие треники, старую, явно давно не стиранную майку, и вообще по всему было видно, что дядя Вася был с довольно глубокого похмелья. Увидав сидевшего на ступеньках Батора, он приветственно крякнул и тоже уселся прямо на лестнице, на одной ступеньке с Батором.

-Здорово, сосед! Чего сидишь? Чего такой смурной?

-Да так, дядя Вася… семейное…

-Случилось чего? — деловито спросил дядя Вася, закуривая взятую у Батора сигарету.

-Да понимаешь, дядя Вася. Просто я… я сегодня Туяну ударил…

-И чего? — недоумённо спросил дядя Вася, с наслаждением выдыхая сигаретный дым от первой затяжки.

-Ну как чего? Она взяла вещи, сына и ушла из дома.

-А в чём проблема-то? — дядя Вася явно не совсем улавливал суть дела.

-Ну как в чём? Я же впервые её ударил, я на неё пальца никогда не поднимал! Да как я вообще так мог поступить?!

-МОЛОДО-ЗЕЛЕНО! — смеясь, воскликнул дядя Вася, похлопывая Батора по плечу. — «Бьёт — значит любит» — слыхал такое?

-Не, ну ты что, дядя Вася! А вдруг она не вернётся?!

-Во даёшь, а! — всё пространство подъезда заполнилось весёлым, чуть хриплым смехом дяди Васи. — А куда, куда она от тебя денется-то?

-Ну как куда… Уйдёт… Вот ты, дядя Вася, бил когда-нибудь свою жену?

-Ну, конечно! Я свою Машу, царствие ей небесное, порою лупил мама-не-горюй! Ну, по молодости всякое было… — глаза у дяди Васи неожиданно заблестели. Судя по всему, он предался весьма приятным воспоминаниям о своём прошлом.

-А она что?

-А что, «а она что»? Ну, бывало уходила к маме своей (та тоже — та ещё лярва была, скажу я тебе!), но через несколько дней всё равно ведь мирились. А как детишки-то пошли, так и вовсе смирная стала. В доме, как ни крути, мужик-то нужен!

С некоторое время оба сидели молча. Ошарашенный Батор переваривал только что сказанное, а дядя Вася смачно докуривал сигарету, очевидно, предаваясь воспоминаниям о своей покойной супруге. Затем он встал, спустился к окну, чтобы сбросить в стоявшую у окна банку окурок, и стал подниматься обратно. Проходя мимо Батора, он ещё раз похлопал его по плечу. Уже зайдя к себе, он высунул обратно голову и сказал: «Молодо-зелено! Не переживай, Баторка, помиритесь!» — и дверь захлопнулась.

Батор всё так и сидел на ступеньке и думал. Незатейливые слова дяди Васи заставили его по-другому взглянуть на ситуацию. Впервые в жизни он стал осознавать, что он, Батор, уже не так уж и молод, что скоро уже ему стукнет 30. Но, соответственно, ведь и Туяна не моложе! Только теперь Батор словно заново взглянул на свою жену: а ведь она уже далеко не та двадцатилетняя Туяна, которая была первой красавицей универа. Конечно, многое осталось, и он по-прежнему её безумно любит, но теперь Батор понял, что старение потихоньку затрагивало и её. Да, черт возьми — им ОБОИМ уже больше не 20 лет, и они уже погрузнели: Батор, конечно, старался держать себя в форме, но сейчас он поднял футболку и глядел, как колышется его выпирающий живот…

Изнанка жизни стала наконец-то видна Батору, и, по правде говоря, в ней было мало приятного… Их годы во многом уже прошли. Все карты розданы, ставки больше не принимаются, и остаётся плыть по течению с тем, что имеешь на руках. Прав дядя Вася: ну куда денется от Батора Туяна, в её 28 лет, да ещё и с 8-летним сыном на руках (хотя это ещё вопрос, отдал ли бы он ей Бальжуньку!) — некуда ей деваться! Да и ему от неё деваться некуда — они повязаны, и уже ничего не попишешь.

Батор вдруг почувствовал какую-то внутреннюю уверенность: плевать на кризис, он обязательно найдёт работу, ещё лучше старой, и будет как и прежде зарабатывать приличные деньги! И всё, всё у них наладится! Батор поднялся со ступенек (суставы ног у него при этом препротивно скрипнули) и пошёл домой.

***
На следующий день под окнами Оюны Лубсановны стоял человек лет тридцати, с букетом цветов, который громко выкрикивал имя её дочери, Туяны. И была сцена. И были извинения, и клятвы, и мольбы, но, в конце концов, её дочь помирилась со своим мужем, и они оба, оставив внука у неё, уехали прочь. По правде говоря, Оюна Лубсановна была рада тому, что они помирились: Батор всё-таки был очень хорошим молодым человеком!

-Бабушка, бабушка! Я уже сделал домашнее задание, можно я теперь телек посмотрю, а?! — закричал забежавший в комнату Бальжунька.
-Ну, конечно, можно, — улыбаясь, сказала Оюна Лубсановна. Впервые в жизни она увидела, насколько сильно её внук походит на своего отца…

***
Батор лежал на спине, а Туяна, положив голову ему на плечо, выводила указательным пальцем у него на груди какие-то контуры. Сегодня они словно вернулись на 8 лет назад, в свою молодость, и она была рада примирению.

А Батор лежал и думал, что здорово, что они помирились. Хотя, если честно, он подумал, что они довольно-таки легко это сделали. Слишком легко… Зря он так волновался вечером!

Меньше чем за сутки очень многое изменилось для него. Он теперь уже иначе смотрел и на себя, и на свою супругу. Конечно, ему было жутко приятно быть снова с ней, ощущать её запах, но что-то было иначе, какая-то неуловимая разница знаком вопроса разделяла день сегодняшний и день вчерашний…

Между тем Туяна прекратила свои «чертежи» и уже почти уснула. Тут Батора словно посетила какая-то идея, и он, слегка коснувшись её плеча, спросил:

-Туяна, а ты что — и вправду могла от меня навсегда уйти?

-Ну что ты, милый, — Туяна сладко зевнула, - ну куда я от тебя денусь?

Возможно, что в тёмной комнате этого было не видно, но глаза Батора немного сощурились, и он в задумчивости вспомнил дядю Васю, говорящего эту странную фразу: «Бьёт — значит любит»…

2009