Навстречу лавине британских улан поднялись несколько суданских всадников, своей жертвой пытавшихся сбить скорость и мощь атаки.



Фрагмент воспоминаний У. Черчилля о бое британских улан с отрядом дервишей предваряет очерк от моего собрата по увлечению военной психологией и историей.

В предыдущих рассказах о колониальных войнах на примере туркмен-текинцев были показаны способности средневековых дружин и племенных ополчений противостоять штыковой атаке регулярной пехоты конца 19 века. В истории колониальных войн тесное построение пехотинцев с примкнутыми штыками в 99% случаев оказывалось сильнее слабоорганизованных отрядов традиционных воинов.

При этом индивидуальное умение и совершенство боевого искусства обычно играло небольшую роль; средневековый фехтовальщик, будучи даже каждый по отдельности заметно искусснее в бою своего отдельно взятого же противника, проигрывал сплоченному натиску колонны или каре. Точно также римские легионеры, выстроившиеся в плотные квадраты и закрывшиеся полутораметровыми щитами, были почти неуязвимы перед атакой храбрых и превосходивших мастерством индивидуального боя кельтов и германцев. Текинцы явили миру редчайший пример высокого искусства сабельного боя и тактического мастерства использования местности (где стремились внедриться в бреши, неминуемо образующиеся в пехотных колоннах при атаке/отступлении в условиях сложного рельефа/фортификаций), позволившие им неоднократно наносить тяжелый ущерб пехотным колоннам и линиям армии, оснащенной самыми современными средствами ведения войны.

С кавалерией все обстояло не так просто. До начала массового использования револьверов и скорострельных ружей (пригодных для стрельбы с коня) и даже много позже этого история показала массу случаев победы «варварских» конных отрядов над эскадронами и полками современной регулярной кавалерии. Индейцы сиу, уничтожившие полк генерала Кастера, конные калмыцкие лучники, успешно противостоявшие французским гусарам, даже неоднозначные результаты столкновений конных масс с европейскими кавалеристами на просторах Средней Азии и Монголии. Какие-то нюансы такого рода, возможно, имели место в гражданской войне в Японии. Словом, примеры тут попадаются несколько чаще. Все-таки конные сшибки иногда возникают неожиданно, современные армии порой не успевают предупредить атаку варварской конницы залпами артиллерии, скорострельных винтовок или пулеметов. В непосредственном же бою часть особенностей того и другого войск уравнивается, сабля, пика да изредка — дротик, обычно не дают чрезмерного технического преимущества. К конным столкновениям мы еще вернемся, а здесь рассмотрим такой вариант боя: современная кавалерия против почти средневековой пехоты.

Знаменитая атака 21-го уланского полка при Омдурмане

Британская армия, подобно российской после поражения экспедиции ген. Ломакина против текинцев, оказалась втянутой в никому ненужный поход на Судан, возглавляемый харизматическим религиозным лидером, принявшим имя Махди. Сходство в причинах и поводах этих двух предприятий, осуществленных одно Россией в Средней Азии, другое — Британией в Африке, бросается в глаза за тем исключением, что британцы в качестве повода имели поначалу хотя бы реальный факт блокады своего гарнизона в Хартуме. Спасать своего генерала, администрацию и жителей, сохраняющих верность союзному Египту для них было вопросом не мифического престижа, а делом чести. Первая экспедиция, шедшая на деблокаду Хартума, опоздала на несколько дней и вернулась обратно. Вскоре был эвакуирован и последний укрепленный пункт в Судане. Вторая кампания против Махди и сменившего его Халифа начиналась уже под идентичными российской войне против текинцев лозунгами.

Существуют мемуара У. Черчилля, принимавшего участие во второй кампании и даже в той самой атаке 21-го уланского полка. Из них мы и берем описание этого эпизода бойни под Омдурманом. Черчилль, конечно, сильно поторопился назвать эту атаку улан последней в истории классической кавалерийской атакой, но было в ней действительно что-то от ушедшей безвозвратно эпохи рыцарей. Уланы, напомним, являют собой род легкой кавалерии, помимо сабель вооруженной пиками. Конная лава, ощетинившаяся пиками, пусть отдаленно, но навевает образ атакующей рыцарской кавалерии. Самому Черчиллю британцы в этой атаке напомнили кирасиров под Ватерлоо.

Чем еще примечателен этот эпизод последней кампании против Судана, так это тем, что атака улан была чуть ли не единственным за всю войну случаем, когда все «было по честному», как выразился сам Черчилль. Часом ранее неудавшегося рейда улан в погоню за отступающими кучками разбитой пехоты Халифа эта самая пехота была практически безнаказанно расстреляна огнем артиллерии с суши и с канонерок на Ниле, пулеметами и залпами винтовок.

Увидев разрозненные группки бредущих и даже ползущих к городу раненных, чудом выживших после этой бойни, суданских патриотов, англичане поймали порыв «хищных инстинктов» и решили, что представился случай применить простоявшую без дела кавалерию. В результате не доведенной до ума разведки уланы оказались под ружейным огнем свежего отряда дервишей. Не найдя другого выхода, командир полка приказал британцам развернуться и ударить на противника пиками.

Вскоре перед не принимавшей участия в рукопашной схватке армией  предстали страшные последствия авантюры в лице раненных «многие со страшными ранами, изрезанными лицами, вывалившимися внутренностями, с торчащими из тел зазубренными наконечниками копий». За 120 секунд из 400 человек британцы потеряли убитыми или ранеными 5 офицеров, 65 рядовых и 119 лошадей.

Как всегда отточенный стиль Черчилля, его меткие наблюдения, рано проявившийся таланта журналиста сделали описание всей омдурманской бойни и атаки улан одним из самых ярких батальных очерков уходящей эпохи колониальных войн Британской империи.

У. Черчилль. Война на реке. Глава 14. Сражение при Омдурмане
Поспешная разведка

Гребень холма был всего в полумиле. Он оказался никем не занят. Скалистая масса Сургэма препятствовала обзору и скрывала огромный резерв, собравшийся вокруг черного знамени. Но к югу, между нами и Омдурманом, просматривалась вся равнина. Она была заполнена небольшими отрядами дервишей, человек по десять-двадцать, как пешими так и конными, переходившими с места на места. В трех милях дальше был виден широкий поток беженцев, раненых и дезертиров, двигавшийся от армии халифы к городу.

Это зрелище пробудило в кавалерии самые свирепые инстинкты. Только разбросанные по равнине отряды, казалось, препятствовали ей немедленно броситься в погоню. Офицеру связи было велено передать сирдару по гелиографу, что гребень не занят, и что можно видеть несколько тысяч дервишей, бегущих к Омдурману. Мы стали ждать ответа и, обернувшись назад, на север, за фронтом зерибы, — там, где была отражена первая атака, — увидели какое-то серо-белое пятно шириной примерно в милю. Глядя в бинокль можно было различить детали: сотни маленьких фигурок, двигавшихся то кучками, то вразброс. Некоторые из них подпрыгивали, некоторые ползли; среди мертвых тел стояли несколько лошадей; немногие уцелевшие помогали тащить раненых.

Затем гелиограф с зерибы заговорил, то вспыхивая, то затухая. Пришел важный приказ. «Наступайте, — передал гелиограф, — очистите левый фланг и всеми силами помешайте врагу вернуться в Омдурман». Это было все, но этого было достаточно. Вдали можно было различить, как сотни солдат противника входят в Омдурман. Их нужно было остановить, а заодно смести те небольшие отряды, которые усеивали равнину. Мы вскочили в седла. Местность казалась ровной и непересеченной, однако желательно было все же провести рекогносцировку.

Были высланы два патруля. Один устремился к Омдурману и стал пробираться между рассеянными по равнине дервишами, которые стреляли из ружей и были очень возбуждены. Другой патруль, под командованием лейтенанта Гренфелла, был послан ознакомиться с характером местности дальше по гребню и на нижних склонах Сургэма. Он успешно выполнил это опасное задание. Вернувшись, они сообщили, что там, примерно в трех четвертях мили к юго-западу, проходит сухое русло (хор), и в нем, между полком и беженцами, засели около 1000 дервишей. Полковник Мартин, получив эту информацию, принял решение наступать и атаковать эти силы, единственные, находившиеся между ним и линией отступления арабов. Затем мы двинулись вперед.
Но все это время враг не сидел без дела. В начале сражения халифа поставил небольшой отряд, человек в 700, на правом фланге с самого края, чтобы прикрыть путь к отступлению в Омдурман. Это подразделение состояло исключительно из людей племени хадендоа под знаменем Османа Дигны, и им командовал один из подчиненных ему эмиров, который выбрал удобную позицию в мелком пересохшем русле.
Как только 21-й уланский полк покинул зерибу, разведчики дервишей, разместившиеся на вершине холма Сургэм, оповестили об этом халифу. Они сказали, что английская кавалерия подходит, чтобы отрезать его от Омдурмана. Абдулла решил поэтому усилить свой правый фланг. Он немедленно приказал четырем полкам, каждый по 500 человек, которые были позаимствованы из тех сил, что стояли под черным знаменем, и которыми командовал эмир Ибрагим Халил, поддержать людей хадендоа в сухом русле. Пока мы ждали приказов на гребне, эти люди спешили на юг, двигаясь вдоль впадины, [286] скрытые от нас отрогом холма Сургэм.

Уланский патруль с риском для жизни обследовал русло в то время, когда его занимали еще только первые 700 хадендоа. Вернувшись назад, они доложили, что его удерживают около 1000 человек. Однако прежде, чем они успели вернуться к своему полку, это число возросло до 2700, но возможности узнать об этом у нас не было. Выслав эти подкрепления, халифа верхом на осле с небольшим эскортом отъехал от черного знамени и приблизился к пересохшему руслу, чтобы наблюдать за событиями. Он, таким образом, находился от этого места всего в 500 ярдах.

Выступление улан

Мы двинулись шагом в плотном строю и прошли так около 300 ярдов. Рассеянные отряды дервишей отошли назад и скрылись из вида, и только одна неровная линия людей в темно-синих одеждах осталась стоять примерно в четверти мили от нас, чуть левее нашего фронта. Их было около сотни.

Полк выстроился в линию, каждый эскадрон образовал свою колонну, и мы продолжали двигаться шагом, пока не приблизились к этому небольшому отряду дервишей на 300 ярдов. Стояла полная тишина, особенно впечатляющая после недавнего шума. Вдали, за тонкой синей линией дервишей, видны были толпы беглецов, спешивших укрыться в Омдурмане. Но неужели эта горстка верных своему делу воинов сможет задержать полк?

И все же было бы благоразумно осмотреть их позицию с другого фланга, прежде чем послать против них эскадрон. Головы эскадронов медленно развернулись налево, и уланы, перейдя на рысь, двинулись колонной через фронт дервишей. Тогда, как по команде, все люди в синем опустились на колени и открыли ружейный огонь. Промахнуться по такой цели и с такого расстояния было невозможно. Люди и кони стали падать один за другим. Оставался только один простой путь, приемлемый для всех. Полковник, который был ближе к линии фронта противника, чем весь остальной полк, уже успел разглядеть, что находилось за рядом стрелков. Он приказал протрубить сигнал: «развернуться в линию вправо».

Труба издала резкий звук, который был едва различим за шумом стрельбы и грохотом копыт. Мгновенно все шестнадцать эскадронов развернулись и сомкнулись в одну линию, которая понеслась на врага галопом. 21-й уланский полк пошел в свою первую атаку в этой войне.

В двухстах пятидесяти ярдах от нас люди в темно-синем стреляли как сумасшедшие, окутанные тонкой пленкой голубоватого дыма. Ударяясь в землю, пули поднимали в воздух клубы пыли и осколки камней. Чтобы защитить лицо от жгучей пыли, уланы надвинули на глаза шлемы, как кирасиры при Ватерлоо.

Движение было стремительным, а дистанция короткой. Но прежде, чем мы покрыли ее наполовину, ситуация изменилась. Там, где только что была видна ровная местность, показалась глубокая складка — пересохшее русло. И оттуда неожиданно, как в театральном представлении, с громкими криками выскочила плотная белая толпа, по ширине почти такая же, как наш фронт, и глубиной человек в двенадцать. Десятка два всадников и дюжина ярких знамен поднялись из-под земли как по волшебству. Несколько фанатичных воинов вырвались вперед, чтобы принять удар. Остальные твердо стояли на месте, ожидая его. Уланы при виде этого явления только ускорили шаг.

Каждому необходимо было набрать скорость, достаточную для того, чтобы прорвать столь плотную преграду. Эскадроны на флангах, заметив, что они частично перекрывают друг друга, немного изогнули линию вовнутрь, образовав полумесяц.

120 секунд

Все это дело заняло всего несколько секунд. Стрелки, которые до последнего момента храбро вели огонь, были кувырком сметены в овраг. За ними, на полном скаку и в плотном строю, туда же устремились британские эскадроны, которые врезались в строй врага с яростным криком.



Столкновение было страшным. Около тридцати улан, люди и кони, и не менее двухсот арабов были опрокинуты на землю. Удар ошеломил обе стороны, и секунд десять трудно было разобрать, где друг и где враг. Испуганные кони врезались в толпу, люди, свалившиеся в кучу, поднимались на ноги и в недоумении озирались по сторонам. Несколько упавших улан успели снова сесть на коней. Кавалерия по инерции увлекла их дальше.

Упорная и непоколебимая пехота редко встречается с упорной и непоколебимой кавалерией. Либо пехота бежит, а кавалерия рубит бегущих, либо, если пехота не теряет голову, она остается на месте и успевает перестрелять почти всех всадников. В данном же случае действительно столкнулись две живые стены. Дервиши сражались мужественно.

Они пытались подрезать лошадям поджилки. Они стреляли в упор, едва ли не упирая стволы ружей в тела противников. Они перерезали поводья и стремянные ремни. Они умело кидали свои длинные копья. Они использовали все приемы, известные искушенным в военном деле и знакомым с кавалерией людям; кроме того, они орудовали тяжелыми острыми мечами, глубоко врезавшимися в плоть. Рукопашная схватка у противоположной стороны русла продолжалась, вероятно, около минуты. Затем кони вновь набрали скорость, уланы ускорили шаг и вырвались из толпы врагов. Через две минуты после столкновения все уцелевшие в схватке освободились от облепивших их дервишей. Тех, кто упал, рубили мечами до тех пор, пока они подавали признаки жизни.

В двухстах ярдах полк остановился, развернулся, и меньше чем через пять минут уланы перестроились и были готовы к новой атаке. Люди были полны решимости прорубить себе путь назад сквозь толпы врагов. Мы были одни друг против друга — кавалерийский полк и бригада дервишей. Возвышавшийся между нами и остальной армией гребень скрывал нас из виду. Об основном сражении мы забыли, так как его не видели. Это было наше личное дело. Там, вероятно, происходило побоище, но здесь бой был честный, ибо нашим оружием, как и у дервишей, были сабли и копья. К тому же на их стороне было численное преимущество, и они занимали более выгодную позицию. Все были готовы решить наш спор раз и навсегда. Но постепенно сознание того, во что нам обошелся этот дикий бросок, стало доходить до тех, кто нес ответственность.

По равнине носились кони без всадников. Люди, получившие с дюжину ран, в крови с головы до ног, из последних сил пытались удерживаться в седлах. Лошади с огромными дымящимися ранами хромали и падали вместе со всадниками. За 120 секунд из 400 человек мы потеряли убитыми или ранеными 5 офицеров, 65 рядовых и 119 лошадей.

Линия дервишей, расстроенная атакой, стала немедленно восстанавливаться. Они сомкнулись и мужественно и стойко приготовились выдержать еще один удар. Однако с точки зрения военной тактики было сперва необходимо вытеснить их из пересохшего русла и лишить их позиционного преимущества. Полк снова выстроился, три эскадрона в линию и один в колонну, развернулся вправо, обошел дервишей с фланга, спешился и открыл плотный огонь из многозарядных карабинов.

Под давлением этого огня противник развернул свой фронт, чтобы встретить новую атаку, так что теперь обе стороны выстроились под прямым углом к своим прежним позициям. Как только перестроение фронта дервишей завершилось, они перешли в наступление против спешившихся кавалеристов. Но мы вели прицельный огонь, и не было сомнений, что наша атака имела большой моральный эффект, и что противник уже не был столь непоколебим. Так или иначе, но они вскоре отступили, хотя и в полном порядке, к холму Сургэм, над которым еще развивалось черное знамя халифы, а 21-й уланский полк занял оставленную ими позицию, покрытую телами наших убитых.

Такова истинная история этой атаки. К сирдару был отправлен офицер с рапортом, и за хребтом немедленно возобновилась канонада и ружейная стрельба, грохот которой нарастал с такой стремительностью, что вскоре вся окружающая местность дрожала от взрывов. Началась вторая фаза сражения.

Британские дивизии равномерно продвигались вперед и, предоставив суданцам разбираться с этими храбрыми стрелками, вскоре поднялись на гребень холма. Здесь их взору впервые и сразу представилась вся панорама Омдурмана: выщербленный коричневый купол гробницы Махди, множество домиков из саманного кирпича, блестящая водяная развилка — место слияния двух рек.

Минуту они смотрели на все это, как зачарованные. Затем их внимание был отвлечено: из-за второго, дальнего гребня, поскольку вершина холма была плоской, показалось около дюжины скакавших, кто рысцой, кто галопом, коней без всадников, которые поднялись сюда с равнины, пока еще невидимой. Это были первые вестники атаки нашего уланского полка.

Вскоре последовали подробности — в лице раненых, которые по-двое, по-трое стали пробираться между батальонами — покрытые кровью, многие со страшными ранами, изрезанными лицами, вывалившимися внутренностями, с торчащими из тел зазубренными наконечниками копий — реалии темной стороны войны.