Давно хотел поделиться впечатлениями о туркменском племени теке (текинцы), широко прославившемся по России своей храбростью и воинским умением. Понимаю, что такая фраза вроде «прославившиеся храбростью по всей стране» является шаблоном, причем применяемым к месту и не к месту, но в данном случае все сказанное является неоспоримым фактом. Племя текинцев в отличие от упоминавшихся раньше тибетских нголоков (голоков) было известно не только востоковедам и интересующимся Востоком. Текинцев знали по всей армии России, о них ходило много рассказов в среде дворян (сословия, поставлявшего империи почти весь офицерский корпус), сам император был этими рассказами поражен настолько, что повелел сформировать из храбрых конников среднеазиатской пустыни сначала дивизион, развернутый в Первую мировую в полк. Туркмены стали одним из народов, вооруженными формированиями из которых предполагалось поднять дух армии, застрявшей в позиционной войне на фронте Первой мировой. Об этом эпизоде тоже упоминалось в блоге, есть также рисунок воина Туркменского дивизиона (позже развернут в Текинский полк). Лебединой песней текинских воинов стала их служба в личном конвое знаменитого белогвардейского генерала Л. Корнилова (который сам  по одной линии происходил из алтайских ойратов, долго жил в Туркестане).

Россия, точнее русская нация тех лет сильно отличалась от нынешней и вообще от той, что получилась после гражданской войны. Дворянская европеизированная послепетровская Россия — это нация во-первых сильно милитаризованная, во-вторых — ценящая воинское искусство и воинский дух. Тогдашние русские люди активно перенимали западноевропейское, особенно английское и французское восприятие образа сильного противника. Сейчас русские скорее ненавидят сильного, чем уважают его. А в 19 веке, подобно тому, как англичане ценили поверженных шотландцев, французы — сходили с ума по североафриканским зуавам, русские нередко восхищались северокавказскими горцами и такими племенами, как туркменские теке.



Война с текинцами не была столь длительной и массовой, как кавказские войны, поэтому никакой моды на туркменские элементы культуры в России не возникло, чего не сказать о черкесско-чеченско-дагестанских поветриях, охватывавших то стиль одежды, то холодное оружие, то вообще чуть ли не быт и фольклор. Тем не менее, теке сумели поразить и бывалых кавказских ветеранов. В кампании против туркмен как раз участвовали отборные отряды, обладавшие бесценным опытом боев с горцами. И эти отряды бывали биты текинцами. Конечно это не могло не произвести впечатления на русское военизированное общество той эпохи.

В Википедии мне попались такие строки о текинцах:

Писатель Евгений Марков, посетивший Туркмению в 1900 году, назвал Геоктепинскую крепость «древней Спартой, которая заменяла стены храбростью своих сынов». Один из русских казаков, участник кампании 1880—1881 гг., сказал писателю следующее: «Текинцы молодцы! Казакам нашим где ж до них, хоть и те ничего народ! Чего лучше — один против наших пятерых бьется и не сдастся никогда».

Сам Евгений Марков восхищался туркменами, называл их «орлами», «барсами», «львами». Он писал о внешнем облике туркмен: «Все это большею частью атлеты огромного роста, плечистые, сухие, мускулистые… Самые храбрые русские солдаты, увешанные Георгиями и собственными руками забравшие этот край, откровенно признавались мне, что на одного текинца всегда было нужно несколько русских…»

Генерал Н.И.Гродеков в 1883 году особо отмечал: «Не было высшего преступления, как изменить своим, и потому никто не сомневался, чтобы кто-либо из их среды мог быть изменником. И действительно, во время войны с текинцами мы не имели ни одного лазутчика из их среды, вследствие чего кампания 1879-81 годов в ряду среднеазиатских войн стоит в исключительном положении».

К сожалению, мне не попалось серьезных научных исследований о происхождении этого племени. Из прочитанного о них знаю только, что из всех туркмен именно теке отличались особой воинственностью и храбростью, что наводит на мысль об особом от других племен происхождении. Впрочем, сегодняшние теке, если верить встречавшимся на пути туркменам, являются стержнем этой нации. Знаменитый туркмен-баши — представитель текинского племени, как и многие другие политические деятели страны. В переводе слово тэке означает «самец козла» (по-бурятски, кстати, почти также звучит — тэхэ, видимо, мы от тюрков заимствовали это слово). Надо полагать, козел — это что-то вроде древнего тотема.

Теке, судя по описаниям их действий на войне, отличались не только храбростью, но и сплоченностью, а также умением владеть доступным им оружием. Тотальное отставание от европейцев в огнестрельном оружии в колониальных войнах 18-19 вв. обычно усугублялось неумением азиатов, африканцев, индейцев противостоять натиску плотных построений пехоты, вооруженной длинными винтовками со штыками. Никакие навыки фехтования саблей (томагавком) тут не спасали точно также как древних кельтов и германцев ничто не спасало от натиска римского легиона. Даже и тут теке умудрились стать некоторым исключением из правил. Сабельный бой текинцев был настолько умел, что порой одиночные (вне строя) воины теке могли убить или ранить нескольких пехотинцев, стремясь снести противнику голову, выказывая тем самым особенную в глазах азиатов доблесть.

На днях я разговаривал с одним историком, который тоже увлекается темой колониальных войн, он сказал мне, что подобным же исключением из правил были зулусы в Африке и некоторые даякские племена в Индонезии и, вероятно, «боксеры» в Китае. Впрочем, зулусы и «боксёры» дрались (по крайней мере старались) в строю типа фаланги. Текинцы же бросались на пехотные колонны плохо организованной «толпой» (так это выглядит из описаний). Кроме того, туркменские воины отличились тем, что могли выдерживать убийственный артобстрел, причем не только залпы в упор по наступающим (психологическое состояние атакующих войск нередко позволяет «не замечать» тяжелых потерь от огня), но и длительную бомбардировку занятых позиций.

Будь теке чуть получше оснащены огнестрельным оружием (имели бы несколько пушек) или хотя бы имели представление о том, как вывести из строя артиллерию врага, поход 1879 года мог окончиться намного более печально для российских войск. Но что было, то было, и мы видим в мемуарах участников штурма Геок-тепе, как прорвавшиеся к русской батарее текинцы пытаются вывести из строя пушки, рубя им лафеты саблями, при этом не обращая внимания на стрельбу по ним орудийной прислуги.

Здесь предлагаю ознакомиться с отрывками из книги Владимира Туган-Мирза-Барановского «Русские в Ахал-теке. 1879 год». Эта книга, как и сама кампания 79 года малоизвестны сегодня, в отличие от более успешной кампании, проведенной позднее знаменитым генералом Скобелевым (успех, впрочем, дался ему ценой потери более полутора тысяч человек из примерно семи тысяч, в т.ч. около 40 офицеров, во время одной только осады со штурмом Геок-тепе).

Ход несчастной для обеих сторон осады 79 года (текинцы во время артобстрела крепости потеряли убитыми и раненными множество мирных жителей), участником которой был автор книги, как весь поход русско-кавказской армии на текинцев, как нельзя более напоминают об обычном для России разгильдяйском отношении к ресурсному обеспечению любых крупных проектов. Специально выделяю здесь главу о санитарно-медицинском обслуживании похода 1879 года. Почитайте, это очень поучительно.

От автора: Вернувшись в конце 1879 года из Ахал-Текинской экспедиции, я меньше всего думал, что мне придется когда либо написать о ней хотя-бы одно слово. Мое тогдашнее звание рядового переяславского драгунского полка заставило меня отклонить мысль об этом, поданную некоторыми близкими мне людьми. Между тем в обществе всюду, где только ни приходилось бывать, большинство не имело ни малейшего понятия о только что окончившейся экспедиции и знало лишь, что русские войска потерпели поражение. Многие винили непосредственных руководителей ее, немалое число сваливало вину на солдат. Досадно было слушать суждения людей, не знавших ни подробностей, ни обстоятельств дела. Несправедливые нападки на солдат (как будто бы в Ахал-Теке были какие-то особенные солдаты) и на некоторых лиц менее всего виновных в неудаче, оскорбляли во мне чувство справедливости и вынудили наконец воспользоваться знакомством с многоуважаемым В. В. Комаровым и описать вкратце в «С.-Петербургских Ведомостях» бой при Геок-Тепе и отступление нашего отряда.

Военное дело туркмен-текинцев

Постоянного войска, правильно организованного и обученного, конечно, нет у текинцев; когда нужно, они все становятся воинами, хорошо владеющими оружием и смело идущими на встречу смерти,

Всякий сын Ахала с малых лет на лошади, едва станет юношей — принимает уже участие во всех набегах, сопровождаемых иногда довольно сильными схватками с неприятелем. В этих набегах и образуется текинский воин; каждый из них отличный стрелок и превосходный рубака.

Полное вооружение текинского воина состоит из ружья, по преимуществу обыкновенного куркового азиатского, с приделанной к нему откидной рогатиной, служащей, когда нужно, подставкой для ружья, одного или двух пистолетов, шашки — персидского образца, кинжала (в роде прямого охотничьего ножа) и копья с крючком; последними по преимуществу вооружены пехотинцы.

Что касается артиллерии, то таковой у ахал-текинцев не имеется совсем; по рассказам же, у мервских туркмен будто бы есть 30 орудий, из которых они обещали прислать несколько, вместе с вспомогательным отрядом, для борьбы с русскими. Зато артиллерию заменяют текинцам старинные крепостные ружья, самых оригинальных систем.

Текинцы, беспрестанно нападая на своих соседей, в свою очередь всегда поджидают к себе врага и, благодаря этому, все горные тропинки и проходы, ведущие в Хороссан и Туркмению, а равно и наиболее высокие вершины хребта, постоянно заняты конными и пешими пикетами, оберегающими все входы и выходы оазиса. Лишь только появится враг, пикет подает сигнал, зажигая на ближайшей возвышенности, видимой из оазиса, огромный, заранее приготовленный, костер. Путем этих сигналов текинцы знают о всех передвижениях врага; остановится ли он на ночлег, тотчас появляются на возвышенностях, ночью огни, днем столбики дыма; выступает ли — опять тоже. У них существует целая система сигналов, при помощи которой они узнают все, что им нужно относительно неприятеля.

При первом известии о намерении того или другого врага вторгнуться в один из оазисов, все жители берутся за оружие, соединяются в избранном укрепленном пункте и там поджидают неприятеля, для отпора его общими силами; если опасность грозит Ахалу — мервцы спешат туда на помощь, и обратно. Способ отражения нашествия одним ударом, наносимым соединенными силами племени, постоянно достигал цели и потому они решили применить его и для отпора русских войск. Подобным образом им удалось отразить неоднократные вторжения персов, разных туркменских племен и хивинцев. Так в 1855 году, хан Хивинский Медемин двинулся на Мерв с огромной армией, но, в происшедшем под стенами этого города сражении, потерпел поражение; войско его было почти целиком уничтожено и сам он погиб.

Если силой нельзя совладать с врагом, текинцы прибегают к хитрости. Когда в 1859 году персидский шах послал на Мерв, с целью покорения его, сорокатысячную армию при 32 орудиях, во главе родственника своего Султан-Мурад-Мирзы, жители оазиса, подкрепленные ахальцами, после неудавшейся попытки разбить персов в открытом поле, вынуждены были укрыться за стенами города; поражаемые огнем артиллерии, они, наконец, выслали в неприятельский лагерь депутацию и изъявили полную покорность. Гонец поскакал к шаху с донесением о подчинении его державе Мерва, но прежде чем он доехал до Тегерана, персидская армия была уже истреблена. Это случилось (по свидетельству текинцев) следующим образом:

Осторожный предводитель персов, не доверяя мервцам, не решился вступить в город и разбил под стенами его укрепленный лагерь, доступ в который был открыт только женщинам, приносившим с собой для торговли съестные припасы и разный товар. Число посетительниц увеличивалось с каждым днем, персы свыклись с ними и перестали обращать на них внимание. Однажды число женщин было особенно велико, дошло до нескольких тысяч. Персы спокойно сидели по шатрам с частью из них; некоторыми занялись и военачальники; до остальных никому не было дела. Стемнело. Вдруг же по выстрелу, текинки сбрасывают свои покрывала, с яростью бросаются, на безоружных врагов и разят их шашками и кинжалами. Под покрывалами оказались храбрейшие воины. Лишь только лагерь огласился криками, как с двух сторон его последовало нападение, подкравшихся под прикрытием ночи, двух сильных отрядов из Мерва. Из всей персидской армии, спаслись лишь Султан-Мурад-Мирза с небольшим числом всадников.

Любимейшее занятие ахал-текинца, жизненная потребность его дикой натуры, есть набег. Почти каждый год устраивают они набеги на северные границы Персии, грабят села и деревни, а жителей уводят в рабство и частью продают, частью оставляют у себя. На имущество пограничных персов они смотрят, как на главный источник своих доходов. Кроме персов, они не прочь пограбить и своих соплеменников и единоверцев туркмен-гокленов, иомудов и др. Что касается нас, то серьезного вреда, непосредственно, они нам не причиняют, так как торговля наша в Закаспийском крае находится на очень низкой степени развития и почти ограничивается мелким торгашеством разных армян — проходимцев по прибрежным пунктам, как то форте Александровском, Красноводск и Чекишляре, торгующих жизненными припасами и более необходимыми предметами домашнего обихода. Сношения их с туркменами самые незначительные и вглубь страны они никогда не рискуют пуститься.



В набегах, разумеется, главное участие принимают утемышцы. Партия для набега вербуется самым простым образом: хан или просто пользующийся влиянием воин, задумав набег, втыкает копье у входа в свою кибитку и объявляет согражданам своим, что желает отправиться туда-то и туда-то и для этого ему необходимо набрать такое-то число воинов. Весть об этом с быстротой молнии облетает все аулы. Желающие принять участие в набеге, являются к кибитке организатора и втыкают рядом с его копьем свои пики. Когда необходимое число наберется, назначается определенный день и партия выступает в поход и иногда, спустя некоторое время, возвращается с богатейшей добычей и пленными, иногда же, в случае неудачи, из числа отправившихся удальцов возвращается лишь небольшая часть, привезя вместо добычи трупы убитых в схватке с неприятелем товарищей.

В случае удачи набега, вся добыча делится поровну между всеми участниками его, причем вождь, организовавший набег или приглашенный для руководительства им, получает двойную, а иногда и большую долю; точно также в увеличенном размере выдается вознаграждение семействам воинов убитых в набеге. Зато если предприятие не удается и партия вернется с пустыми руками, потеряв лишь в схватке с неприятелем часть воинов, то все участники набега, оставшиеся в живых, должны из собственных средств вознаградить семейства павших в бою. Это вознаграждение за убитых называется — Кун.

Без набега текинцу жизнь не в жизнь — в нем вся поэзия и прелесть его жизни.



Естественным результатом беспрестанных войн и набегов, ведомых текинцами с окружающими их народами и племенами, является рабство, которое существует у них с незапамятных времен. Захватывая в плен неприятелей, они превращают их в рабов и частью продают в Бухару и Афганистан, частью выменивают на своих сородичей, частью же оставляют при себе, для исполнения домашних и полевых работ. Положение рабов вообще незавидно, а у текинцев в особенности; уж не говоря о тех, которые томятся многие годы в заключении в какой-либо мазанке, с тяжелыми бревнами, привязанными к ногам и с кандалами на руках, жизнь других рабов, пользующихся, сравнительно с ними, большей свободой, обрабатывающих поля, пасущих стада и услуживающих своим хозяевам, очень тяжела, вследствие скудной пищи, им уделяемой, и постоянно наносимых побоев и оскорблений. Впрочем, с рабами туркменами или киргизами текинцы обращаются гораздо лучше, чем с персами-шиитами и русскими. Число рабов в Ахал-Теке незначительно, так как они предпочитают продавать их в соседние края, чем оставлять у себя. До 1873 года главным местом сбыта рабов была Хива, на рынках которой можно было всегда встретить текинцев, торгующих этим товаром.

Причины войны с текинцами

В начале 1879 года была решена экспедиция против туркменского племени текинцев, населяющего оазис Ахал-Теке, который простирается узкой полосой между северным склоном хребта Копет-Дага и песками Кара-Кума. Экспедиция была задумана в весьма широких размерах; деятельные приготовления к ней тотчас же начались и велись чрезвычайно секретно. Назначались части войск, заключались подряды и контракты, перевозились на ту сторону Каспия провиант, фураж, снаряды и т. п., переправлялись затем и войска, а в России еще никто не знал о новом походе. Первые известия об ахалтекинской экспедиции распространились в обществе только в половине мая.

Естественно возник вопрос о причинах ее; большинство впервые услышало имя племени, против которого предпринималась экспедиция, не знало даже где находятся земли им обитаемые; но слыша о больших приготовлениях и о назначении начальником ее генерал-адъютанта Лазарева, приобревшего себе столь громкое имя в последнюю войну, все поняли, что задуманное дело, не есть обыкновенная степная экспедиция, какие предпринимались чуть не ежегодно в закаспийском крае, а нечто более серьезное.

Причин оказалось превеликое множество, но настоящей причины никто не произносил, а может быть и не хотел сознавать…

Причина движения нашего в Текинский оазис, и причина единственная, есть наше соседство с ними, соседство цивилизованного государства с нецивилизованным, которое на основании исторического закона должно всегда и везде кончаться полным подчинением последнего первому. Как бы ни были плохи наши финансы, как бы ни были нам дороги русская кровь и миллионы рублей, исторический закон неумолим и мы должны подчиняться его требованиям и можем лишь отдалить событие, но не устранить его. Покорив Ташкент мы не могли быть непосредственными соседями Кокана и Хивы; не по своей воле мы заняли Кульджу, не из-за честолюбивых завоевательных стремлений подчиним себе Текинский оазис, а за ним Мерв и Бухару. Будет ли к нам относиться. Мервцы враждебно, а бухарцы дружественно, это безразлично, — рано или поздно они должны будут, несмотря на все нежелание даже с нашей стороны, подпасть под нашу власть и подчиниться нашей культуре. Задачи России и Англии на востоке сходны и эти государства в конце концов должны сделаться в Азии непосредственными соседями.

На подходе к крепости Геок-тепе

В 2 1/2 часа ночи выступила тихо первая колонна под начальством командира кабардинского полка флигель-адъютанта князя Долгорукого. (Пехота этой колонны вышла получасом раньше):

В состав ее вошли следующие части:

Батальоны куринского полка, батальоны кабардинского полка, сводный стрелковый батальон, 4-х-фунтовая терская казачья полубатарея, 2 горных орудия, Ракетная сотня, 2 эскадрона переяславских драгун, 2 сотни иррегулярного дагестанского полка. С авангардом также шел генерал Ломакин со штабом и князь Витгенштейн. Главные силы, под начальством генерал-майора графа Борха, выступили в 4 часа утра.

Их составили: Батальоны лейб-эриванского гренадерского полка, батальоны грузинского гренадерского полка, батальоны ширванского пехотного полка, Саперная рота, Полубатарея 20-й бригады (4 орудия), Сотня волжского полка, Полубатарея 20-й пешей арт. бригады.

Часом позже графа Борха выступил обоз с прикрытием из 6 рот пехоты (по одной от каждого батальона), 2 горных орудий и сотни таманского казачьего полка, под общим начальством капитана Кегамова.

Незадолго до вторжения русских войск в оазис, вожди Ахала и влиятельнейшие ишаны, собрались на совет в Геок-Тепе. Кроме Берды-Мурад-Хана (сына Мервского хана Нур-Верны) и Кара-Батыря, тут присутствовали: Курбан-Мурад, Рахман-Берды, Корим-Берды и Махмут-Хан. Обсудив положение дел они решили сопротивляться до последней крайности и собрав народ, объявили ему свое постановление; при этом они провозгласили, что все текинское племя, проливавшее до сих пор только кровь своих собратьев мусульман-туркмен и персов, навлекло на себя гнев Аллаха, а потому, чтоб загладить свои грехи, они отныне должны стать смертельными врагами гяуров и истреблять их, не думая о своей смерти. Речь ишанов глубоко подействовала на собравшихся; они пали на колени и принесли торжественную клятву на коране, тобу, что не пожалеют своей крови и смело вступят в борьбу с гяурами.

В Геок-Тепе сосредоточились, как сказано было выше, жители и воины средней части оазиса, жители же восточной части, более населенной, укрепились в Асхабате, отстоящем от первого приблизительно на 80 верст. Сверх того, из Мерва спешил на помощь с шеститысячным отрядом при шести орудиях Нур-Верды-Хан.

День 28 августа был, хороший, но солнечный и жаркий. Перед восходом солнца появился туман настолько густой, что на небольшом расстоянии было трудно что-либо видеть. Отряд выслал усиленные разъезды и патрули и продолжал движение. Но солнце взошло около 5 часов утра и в несколько минут рассеяло туман. Вскоре выделилась ясно вдали гора Геок-Тепе (Голубая гора), у подножия которой расположен аул того же имени.

Не доходя 7 верст до Геок-Тепе, мы увидели целые облака пыли, которые обходили нас с правого фланга. Это была текинская кавалерия, вышедшая к нам на встречу в числе 2000 человек, под предводительством Кара-Батыра, начальника всей текинской конницы.

Лишь только неприятель поравнялся с отрядом, как по нем дали залп из орудий и высланная вперед пехота открыла огонь. Текинцы быстро понеслись вдоль хребта и вскоре скрылись в аул Егман Батырь-кала; выйдя затем из аула и очутившись у нас в тылу, неприятель продолжал быстро подвигаться вперед на вторую колонну. Вскоре послышались орудийные выстрелы, доносившиеся из колонны графа Борга.

Как оказалось, текинцы завидя позади нас на краю горизонта пыль, думали, что это наш обоз и решились атаковать его. Но едва они приблизились, как сотня волжского полка и тридцать всадников сотни лихого джигита Самата-Касумова смело атаковали их. В несколько минут, не побоявшиеся атаки текинцы окружили наших кавалеристов и началась рукопашная схватка. Тогда начальник фланговой колонны подполковник Папаригопуло велел открыть артиллерийский огонь. Меткие выстрелы попали в текинцев, они не выдержали, бросились бежать и рассеялись в разные стороны.

Между тем головной отряд продолжал свое движение. Часов в 10 утра на нашем левом фланге стали появляться сначала отдельные всадники, а потом и целые партии по 10 и 15 человек. Против них выслали цепь. Началась перестрелка, не прекращавшаяся до самого Геок-Тепе.

Под стенами Геок-тепе

Отряд наш стройно приближался к Геок-Тепе. На левом фланге перестрелка не прекращалась. Вдруг текинские джигиты, разбросанные на довольно большом пространстве, быстро сомкнулись и понеслись на нашу цепь; но опрокинув нескольких дагестанцев, тотчас же бросились назад, в виду подоспевших на выручку драгун, которые открыли по неприятелю меткий огонь, причинив ему чувствительные потери.

Ровно в полдень колонна князя Долгорукого подошла к Геок-Тепе. Артиллерия, под прикрытием двух батальонов немедленно заняла позицию на вершине песчаной возвышенности, на левом берегу ручья, и в присутствии генерала Ломакина снялась с передков и открыла, под непосредственным руководством начальника артиллерии отряда, полковника Прозоркевича, огонь из всех шести орудий по кале № 1 и прилегающей к ней мельнице (см. план), за стенами которых виднелись густые толпы текинцев. Позади батареи встали батальоны кабардинский и куринский, а несколько позади последнего стрелковый; в тылу, на правом фланге, расположился 3-й эскадрон переяславских драгун, на левом же 4-й эскадрон, а между ними дагестанцы; ракетная сотня стала позади пехоты (см. план).

В это время текинская кавалерия в громадной массе собралась на левом нашем фланге. От авангарда выслали в цепь две роты куринцев. Едва текинцы заметили их, как с гиком урр!.. урр! (бей… бей...) бросились на них в атаку. Пехота встретила их дружными залпами, а 4-й эскадрон переяславских драгун под начальством майора Нацвалова и сотня дагестанцев атаковали их с фланга. Едва наша кавалерия вышла из-за пригорка и бросилась на текинцев, как они с гиком обратились в самое беспорядочное бегство.

Между тем, огонь артиллерии вырывал множество жертв из среды текинцев засевших в кале; но на смену убитым прибывали из крепости через загон новые толпы.

Тогда дивизиону переяславских драгун, дагестанцам, ракетной батарее и двум горным орудиям приказано были идти на северную сторону крепости и открыть фланговый огонь по загону, в котором засела текинская пехота. Едва этот отряд приблизился к мельнице, как вдруг оттуда раздался залп. Оказалось, что она была занята частью текинской конницы, расположившейся позади нее. Смелый и стремительный натиск нашей кавалерии опрокинул врага, который обратился в беспорядочное бегство; в занятой с боя мельнице было вырезано до 150 засевших в ней текинцев и в этой схватке был убит Кара-Батыре. Неприятельская кавалерия ушла на восток по асхабатской дороге и больше не появлялась во весь день.

После того горные орудия и ракетная батарея стали обстреливать загон.

Огонь произвел ужасное действие. После каждого выстрела, попадавшего в густую толпу, образовывалась целая куча трупов. Но по числу убитых являлись новые люди из крепости. Тут мы убедились, что залп из орудий не производит на них того действия, как мы ожидали, и что эти люди решились защищаться не на живот, а на смерть.

Неприятелю фланговый огонь пришелся не по вкусу и он решился произвесть атаку. Густые толпы пеших текинцев вышли из крепости и стали подвигаться на нас с левого фланга. Драгуны спешились и двинулись цепью им на встречу, стреляя залпами, ракетная батарея также направила туда свои станки, горные же орудия продолжали стрелять по загону. Текинцы не выдержали и, не дойдя до драгун, быстро побежали назад, ища спасения за стенами крепости. Благодаря удачным выстрелам горных орудий и ракетной батареи, сообщение крепости с мельницей и калой было прервано; тогда защитники их смело выступили вперед и ринулись на терскую батарею, но встреченные дружными залпами кабардинцев и стрелков, бросились назад. Генерал Ломакин приказал играть наступление и побежавшие, с криком «ура», батальоны ворвались, по следам неприятеля, в передовое укрепление и, после отчаянной рукопашной схватки, овладели им и стали обстреливать крепость; туда же направлены были жерла орудий терской и горной батарей. Последняя подвинулась к этому времени несколько в лево и осталась с ракетной батареей под прикрытием 3-го эскадрона переяславских драгун. Артиллерия стреляла неустанно.

Можно себе представить, что происходило внутри крепости. Наши выстрелы, естественно попадавшие по преимуществу в середину крепости, страшно поражали семьи текинцев. Каждая граната производила ужасное действие. Уступая мольбам жен и матерей, текинцы готовы были уже сдаться, чтобы спасти своих детей. Действительно, некоторая часть их даже вышла из крепости и просила остановить огонь, объявив, что желают сдаться. Им ответили, что если они желают этого, то пусть их начальники и муллы явятся к генералу Ломакину. Но муллы и не думали о сдаче крепости;  напротив, им удалось снова разжечь фанатизм, и текинцы решились или победить или умереть.

Часа в два князь Голицын, с сотней дагестанцев, пошел к обход крепости на асхабатскую дорогу; вслед за ним послали туда 4-й эскадрон переяславских драгун с майором Нацваловым и два взвода 3-го эскадрона с флигель-адъютантом Бибиковым, под начальством подполковника Нуджевского. Войскам этим приказано было не выпускать никого из крепости, и если бы текинцы вздумали выходить из нее, то гнать их туда обратно. Это распоряжение было сделано потому, что лазутчики дали знать, что текинцы хотят оставить крепость.

Прибыв на асхабатскую дорогу, отряд увидел, что кала В и кала С не заняты неприятелями, а кала Д занята; тогда князь Голицин взял часть кавалерии, чтобы выбить из нее неприятеля.

Предположение штаба, что текинцы бросят крепость или, по крайней мере, вышлют жен и детей, подтвердилось. Едва драгуны пришли на асхабатскую дорогу, как текинцы начали выходить густыми толпами. Переяславцы бросились на них в атаку и вогнали их снова в крепость. Вслед за этим кавалерия занялась очисткой восточной стороны от пробиравшихся из крепости шаек и одиночных людей.

Тут следует упомянуть о следующем эпизоде: по проезжавшему на рысях взводу драгун, были сделаны из близлежащей канавы, последовательно, три выстрела; несколько солдат тотчас же поскакали туда, но вместо воинов, увидали молодую девушку, заряжавшую пистолет; два других пистолета лежали подле нее. Солдаты схватили ее и, доехав к ближайшей кале, сдали стоявшей там части; текинку привели к начальнику и тот, желая успокоить ее, сказал через переводчика: «Не бойся, тебе ничего дурного не сделают». Пленница сделала шаг назад и гордо окинув всех взором полным ненависти и презренья, ответила «Я, сердар, ничего не боюсь, можете делать со мной, что хотите. Но вы все, гяуры, бойтесь и страшитесь нас, так как никто из вас не уйдет из нашей страны.» Ответ юной героини привел всех в восторг, но вместе с тем навел и на размышление; мнение о враге стало изменяться. Текинку тотчас же отпустили на волю. В другом месте, несколько далее, нашли в канаве и другую героиню, с оружием в руках, стрелявшую по проходящим частям; это была почтенная, но бодрая, старушка, с седыми волосами. Ей, впрочем, не посчастливилось и ожесточившиеся солдаты убили ее на месте.

В каждой канаве, которыми испещрены все окрестности Геок-Тепе, за каждым прикрытием сидели текинцы и стреляли по нашей кавалерии, которая, рассыпавшись по всей восточной стороне крепости, постепенно очищала ее от неприятеля, подвигаясь к южной стороне.

Пехота и артиллерия продолжала обстреливать крепость, причиняя врагу страшный урон; но в части северного фаса, против которой стоял 3-й эскадрон драгун, огонь был несколько слабее; неприятель воспользовался этим, и под прикрытием разных пресечений, приблизился на ружейный выстрел и открыл пальбу залпами. Тогда генерал Ломакин приказал полковнику Корганову двинуть на текинцев драгун и отогнать их за стены крепости. Драгуны двинулись с места на рысях, но приблизившись на 200 шагов к крепостному валу, очутились в местности, затопленной водою. Лошади стали вязнуть и дальнейшее движение сделалось более чем затруднительным. Текинцы, увидав замешательство в рядах противников, сделали сильную вылазку и бросились с громкими криками вперед; драгуны спешились и встретили, приблизившегося к ним на 30 шагов врага, дружными залпами, но текинцы, не обращая внимания на них, подвигались все ближе и ближе. Драгуны повернули назад к коноводам. В это время раздался громкий голос командира эскадрона, капитана Шанаева: «Вперед, ребята! Ура»!.. Драгуны повернулись и стремительно кинулись в штыки на врага, в 15 раз превосходящего их числом. Текинцы, не ожидавшие такого поворота дела, обратились в бегство, оставив на месте много убитых и раненых. Драгуны поплатились за свою смелую атаку лишь несколькими людьми и лошадьми.

Все ждали с нетерпеньем прибытия колонны графа Борха. С его прибытием должны были начаться решительные действия.

Штурм был назначен ровно в 5 часов пополудни, — сигналом должен был послужить залп из всех орудий.

До пяти часов пополудни шла усиленная пальба из всех орудий и сильный ружейный огонь. Сравнительно, огонь текинцев был слаб.

Войска стояли перед штурмом очень близко к крепости. Некоторые батальоны шагах в пятистах, не более. Штурмовые колонны стали так близко потому, что у текинцев совсем не было артиллерии и были очень плохие ружья всевозможных времен и всевозможных систем — от фитильных ружей до берданок; последних было очень мало. По стенам стояли большия крепостные ружья. Большинство же текинцев было вооружено — обыкновенными азиатскими курковыми ружьями.

За четверть часа до наступления рокового, для многих, часа, прекратился артиллерийский огонь и раздавалась лишь слабая ружейная трескотня.

Ровно в 5 часов пополудни раздался условленный сигнал залп из четырех орудий нашей артиллерии. Грохот выстрелов понесся по долине, отозвался на Копет-Даге и слился с громким криком «ура!»

Войска, стоявшие на северной и западной стороне, бегом бросились на крепость. К сожалению, они не имели с собою ни штурмовых лестниц, ни фашин и никаких вообще приспособлений для штурма. С чем были, с тем и пошли.

Быстро добежали солдаты, под усиленным огнем текинцев, стрелявших со стен, до крепости. Минута остановки, краткая передышка, и все бросилось в ров. С величайшим трудом, упираясь штыками о хрупкую сухую глину, поддерживая и подымая друг друга, полезли солдаты на стену. Вот некоторые влезли уже и тут же пали жертвою своего удальства. На смену им карабкались и взбирались ловко новые молодцы. Некоторые обрывались и падали в ров. Но эта борьба удальства с невозможностью продолжалась недолго. Едва текинцы осмотрелись и опомнились от первого впечатления, увидев малочисленность штурмующих и всю безопасность для них штурма, благодаря высоким, почти отвесным стенам, — они бросились со всех выходов из крепости и сами напали на атакующих. Вылазку предприняли не менее 5 или 6,000 текинцев. В несколько минут наши солдаты были окружены текинцами. На каждого пришлось по 4 и 5 человек. В такой толпе, где свои перемешались с чужими, стрелять было невозможно. На каждый штык, и притом штык утомленный, изнеможенный большим переходом и ужасным днем и напряжением штурма, пришлось по 4, по 5 шашек.

Наши солдаты как бы утонули в толпе текинцев… В решительную минуту кровавого боя, на крепостной стене появился старец, текинский мулла, и раскрыв коран, громким, пронзительным голосом стал читать молитву.

Вдруг, неизвестно откуда, неизвестно от кого, раздался среди сражающихся возглас: «назад!». Кто был в бою, тот знает, что значит в решительную минуту такой возглас. С быстротой электрической искры это слово пронеслось по линии из конца в конец. Наши солдаты медленно, но вдруг по всей линии начали отходить от крепости. Тогда новые толпы текинцев вышли из крепости и бросились с яростью на них. Быстрое отступление было необходимо; малейшее замедление влекло за собой бесполезную гибель многих людей. Отступая, наши солдаты отстреливались и отбивались штыками и прикладами. Достигнув линии орудий, солдаты, успевшие несколько соединиться, остановились и открыли пальбу залпами. Артиллерия держала наготове картечь, и залпы из орудий понесли смерть в толпы текинцев. Визг картечи ошеломил их. Еще несколько минут пальбы, еще несколько залпов, атака ширванского батальона, стоявшего в резерве, лихая атака полуэскадрона драгун, стоявших на левом фланге, вместе со взводом ракетной батареи, и текинцы бросились в ужасе в крепость и за стенами ее искали укрытия.

Проследим более подробно за каждой частью войск, принимавших участие в этом штурме, где геройство тщетно боролось с невозможностью.

Начнем с правого фланга: услышав сигнал, саперы и куринцы, быстро побежали вперед и, пройдя шагов 300, встретили пред собой большое укрепление с высокими стенами и рвом, почти в две сажени глубины; на некотором расстоянии от него, оказалось по правой стороне другое укрепление, поменьше, а с лева высокий курган. За ними вал с несколькими курганами, а правее отдельная кала, фланкирующая два первые укрепления и вал. Подойдя к большому укреплению, куринцы и саперы попали под перекрестный огонь текинцев, покрывавших сплошною массою все укрепления, стены и курганы; с отдельной калы обстреливали их с тыла.

Несмотря на это, наши солдаты смело подвигались вперед; тогда текинцы покинули большое укрепление и скрывшись за валом, усилили ружейный огонь. Солдаты засели во вру очищенного укрепления и выслали охотников на соседнюю калу, из которой по ним стреляли во фланг. Охотники ворвались туда и овладели ею, переколов всех ее защитников. Куринцы снова двинулись вперед, имея во главе своего командира, майора Дацоева, встречая на каждом шагу все новые и неожиданные преграды. Выбитые из одной, текинцы перебегали до следующей и с таким же ожесточением и яростью встречали наших солдат… Вдруг Дацоев увидел, что шедшие левее их кабардинцы и стрелки отходят назад и приказал батальону и саперам отступить; текинцы бросились, было, за ними, но встреченные дружными залпами, тотчас же скрылись за стенами.

Кабардинцы и стрелки, приблизившись к крепости, встретили два глубоких рва; позади второго, имевшего около двух сажен глубины, подымалась высокая стена, около 2 1/2 сажен вышины, за которою виднелся целый лес пик и множество голов. Без штурмовых лестниц невозможно было подняться; но, впрочем, несколько попыток было сделано; так, напр., прапорщик стрелкового батальона Шмидт, став на плечи одного солдата, взобрался на бруствер, но тотчас же, не успев даже разрядить револьвера, был тяжело ранен и сброшен текинцами в ров. Той же участи подверглись и другие смельчаки, вскорабкивавшиеся на стену. Они рассказывали потом, что за бруствером был банкет и водяной ров; немного далее, были положены, параллельно рву, несколько рядов верблюдов и за этим живым бруствером тянулись новый ров и новая стена, за которыми все пространство было покрыто кибитками. Весь промежуток между двумя главными стенами, был наполнен сплошной массой текинцев.

Кабардинцы и стрелки, обсыпаемые со стен пулями, каменьями и т. п., терпя страшные потери, продолжали отстреливаться и делали тщетные усилия проникнуть в крепость.

Батальон грузинского полка, проникнув за первую стену, встретил тройной ряд кибиток расставленных в шахматном порядке, на столь близком расстоянии одна от другой, что едва один человек мог пройти между ними. Гренадеры бросились вперед, но за кибитками оказался новый ров и высокая стена; каждого появлявшегося солдата встречали градом пуль. В несколько минут погибла половина батальона…

Эриванцы, подойдя к первому рву, стали карабкаться на стену. Первым поднялся прапорщик Григорьев с тремя солдатами, но набросившиеся текинцы изрубили их; Григорьев получил 27 сабельных ударов. Тела их тотчас же были сброшены вниз. На смену им взобрались прапорщик кн. Эристов и человек 20 солдат; большая часть из них тотчас же была изрублена, остальные же вынуждены были спрыгнуть обратно.

На правом фланге, против выдвинувшихся из аула кибиток, пошел с охотниками подпоручик лейб-гренадерского полка, Попович-Липовац (черногорец, получивший за отличие в турецкую войну, солдатские знаки отличия военного ордена 4 и 1 степеней). Идя к кибиткам под сильным огнем неприятеля охотники дружно пели: «Ах вы сени мои сени...» С этой песней они ворвались в аул и с этой же песнею умирали в рукопашной схватке, происшедшей между кибитками. Охотники Липоваца отступили последними. Но из 50 вернулось лишь 13... 

Текинцы, как сказано было выше, убедившись в малочисленности штурмующих, решились произвесть вылазку. Воодушевленные Берды-Мурад-Ханом, ишанами и вождями, они бросились, в числе нескольких тысяч человек, из всех проходов и проломов крепости на наших солдат, которые бодро встретили их в штыки. С четверть часа продолжался отчаянный, рукопашный бой; ряды наших героев быстро редели, число же врагов с каждым мгновением росло и увеличивалось. Особенно силен был натиск текинцев на батальоны стрелков и гренадер. Тут погиб командир стрелкового батальона Сафонов, георгиевский кавалер, известный своей храбростью во всей кавказской армии. Раненый пулей, он упал с лошади, как раз в тот момент, когда текинцы кинулись в рукопашную; тогда прапорщик Невтонов и портупей юнкер Зеневич, желая спасти своего командира, пробились к телу его с тремя солдатами, но усилия их оказались тщетными и все они, исключая Невтонова, раненого, пали геройской смертью, изрубленные шашками.

Батальоны стали быстро отходить от крепости, отбиваясь штыками и отстреливаясь. Последними отступали офицеры и некоторые из них, сломав в бою клинки своих сабель, действовали штыками наравне с солдатами. Многие раненые солдаты, изнемогая от потери крови, вынуждены были побросать свои ружья, но большинство из них делало это, вынув предварительно замок его.

Тут пришлось испытать на себе искуство текинцев владеть холодным оружием и особенно шашками. Так например один текинец, налетевший на прапорщика грузинского полка Белбородова, сильным взмахом шашки снес ему голову; тело несчастного в течении нескольких мгновений продолжало стоять еще и затем рухнулось на земь. Вот еще другой пример: На восточной стороне крепости шесть дагестанцев напали на одного текинца, и он, защищаясь лишь шашкой, успел всех переранить.

Ординарец князя Витгенштейна, сотник Гайдов, бросился на него, но текинец успел и ему порубить руку; тогда кто-то из дагестанцев заехал сзади и убил его из револьвера. До чего велики были ожесточение и ненависть текинцев, видно из того уже, что в числе воинов, ринувшихся на наши войска были и женщины, и дети, вооруженные чем попало. Некоторые из них были в первых рядах; так, один из ротных командиров грузинского батальона, штабс капитан Ме, почувствовав сильный удар по спине, быстро повернулся и вместо воина, которого он ожидал встретить, увидал старую фурию, вооруженную огромной лопатой, собиравшуюся повторить свой грациозный жест; в другом месте, мальчик лет девяти бросился с огромным ножом на одного из офицеров эриванского батальона.

На правом фланге, на отступавших до первоначальных позиций стрелков и кабардинцев бросились густые толпы текинцев, но тотчас же повернули назад, попав под боковой огонь куринцев и сапер.

Начальник резерва майор Шауфус, видя отступление, быстро повел вперед свой батальон ширванцев… Громкое «ура» раздалось в последний раз. Текинцы встретили их дождем пуль. Знамя ширванцев упало (знаменщик был убит) и снова поднялось, развеваясь по воздуху. Пуля сразила и второго знаменщика… Шауфус схватил знамя и двинулся далее во главе батальона, ряды которого быстро редели. За 100 шагов от крепости, вдруг упал храбрый командир с простреленными на вылет грудью и левой рукой. Солдаты подхватили его на руки и повернули назад.

В 10 минут — ширванцы потеряли своего командира, двух офицеров и 70 нижних чинов.

Между тем гренадеры, добежав до орудий, остановились и открыли сильный огонь по сплошной толпе неприятелей, из которых некоторые успели ворваться на терскую батарею: смельчаки эти тут же были изрублены орудийной прислугой. В это время выступил вперед какой то вождь текинский и повел за собой снова на орудия партию человек в 800. Несмотря на сильный огонь батальонов и залпы двух орудий капитана Макухи, быстро уменьшавшаяся толпа приближалась, но в 40 шагах не доходя батареи, из нее осталось не более 50 человек. Еще залп и оставшиеся в живых 8 или 10 героев бросились на орудия и, вскочив на них, стали рубить шашками по лафетам. Казаки артиллеристы легко с ними управились. Вождь, поведший текинцев на батарею, был сам главнокомандующий — Берды-Мурад-Хан; он был разорван в клочки снарядом последнего залпа. Новые толпы текинцев стали наступать; гренадеры, после нескольких залпов, бросились на них в штыки.

На левом фланге, вслед за отступлением батальонов, часть текинцев, участвовавших в вылазке, отделилась и с громким криком «урр!» бросилась на два горных орудия штабс-капитана Гантинова. Видя опасность, грозящую артиллерии, капитан Шанаев ринулся с своими драгунами, с места в каррьер, на текинцев; к нему присоединился командир ракетной батареи Цумпфорт с казаками, оставив станки на месте.

Последняя атака заслуживает особого внимания. Драгуны, ничтожные числом, врубились в толпу текинцев, рубили их направо и налево и привели врага в замешательство. Текинская пехота, обороняясь от кавалерии, хватала наших всадников крючками пик и старалась свалить их с лошади. Тут особенно выдался есаул Граматин: храбрый, отважный, он наносил удары, которые на другой день уже сделались легендарными в отряде. Так ударом сабли он срубил одному текинскому вождю всю лицевую маску. Драгунский унтер-офицер Алиханов, отделившись от своих, врубился в середину текинцев, нанося смертоносные удары; все думали, что он не вернется более, но, к счастию, ему удалось пробиться к своим живым и невредимым; между прочим, ударом шашки он рассек пополам, на две части, голову одному текинцу. Лихая атака полуэскадрона драгун и горсти казаков принудила текинцев к отступлению.

После этой атаки, которой окончился рукопашный бой, текинцы, не будучи в состоянии в открытом поле выдерживать нашего огня, скрылись за стенами аула. Все поле сплошь было усеяно их трупами, одетыми в темных халатах, и среди них, лишь изредка, выделялись белые рубашки убитых русских солдат; за то крепостные рвы были переполнены нашими.

До заката солнца продолжалось обстреливание крепости из орудий и поддерживался легкий ружейный огонь, на который слабо отвечали текинцы.

В 8 часу начали отводить войска от крепости на ночлег.

Ночь темная, непроглядная… на зги не видно в десяти шагах. Не весела была эта ночь для русского солдата. Каждый из них с тяжелым чувством на сердце сознавал, что, в только что окончившемся кровавом бою, свято и честно исполнил свой долг, но не исполнил возложенной на него задачи. Нет сомнения, что эта задача, возложенная на безукоризненного во всех отношениях русского солдата, была, при данных условиях, неисполнима, и ни один честный человек не посмеет свалить на него причину неудачи.

Во всех частях царила глубокая тишина; огней не приказано было разводить. Тут поневоле приходилось удивляться нравственной силе русского солдата: не смотря на холод, пронизывавший насквозь, не смотря на то, что они уже целые сутки ничего не ели, никто из солдата не роптал на запрещение разводить костры, у которых они могли бы и согреться (солдаты были в кителях) и сварить себе пищу, в которой они так нуждались. Не смотря на страшную физическую и моральную усталость, после столь продолжительного боя и бессонной ночи накануне, ни один солдат не смыкал глаз в эту ночь. Все ждали ночного нападения и все ясно понимали, что если заснут, то не легко их будет разбудить; все сознавали, что при массе раненых, при сравнительно большом обозе в страшной темноте, необходимо было быть вполне готовым, чтобы при первом приближении врага ударить дружно на него. На лицах солдат не видно было уныния, напротив, они выражали скорей досаду и озлобление. Не легко было на сердце у солдат; и не удивительно: в состав батальонов вошли лучшие люди полков, наиболее отличившихся в турецкую войну. Каково было героям Карса и Аладжи, которых тут присутствовало не мало — не трудно себе представить. Солдаты изредка шепотом перекидывались фразами: «погоди, проклятый текинец, зададим тебе завтра ходу; небось, попросишь пардону… не дадим»…

Вот старый гренадер эриванец, в образовавшейся около него кучке солдат, уговаривает их не давать пощады никому, как завтра возьмем крепость: «слышь, ребята, никого не щади, чтобы век нас помнили». Один из молодых солдатиков робко спросил: «неужто и детей побивать». — «Всех без изъяна, детки то ихния все равно вырастут, бунтовать будут, так вали ребята за одно». Нет сомнения, что у самого же оратора не поднялась бы рука на ребенка, говорил же он это под впечатлением минуты.

Из всех разговоров и толков между солдатами, ясно было видно, что все они были убеждены, что с рассветом мы снова встанем на вчерашние позиции и бой продолжится.

Между тем, из середины бивака всю ночь раздавались страшные стоны раненых, перемешивавшиеся с ревом верблюдов. Вокруг нескольких костров был раскинут перевязочный пункт. Во время боя и десятой части раненых не успели перевязать. Доктора, фельдшера и санитары (сестер милосердия не было) работали, без устали, всю ночь на пролет, но их было так мало, что к утру многим еще раненым не была сделана перевязка. Вид этих страшных человеческих страданий, эти ужасные, ко многих случаях предсмертные, стоны производили потрясающее действие.

Раненых, одного за другим, подносят санитары. Вот наступает очередь одного солдата, молча дожидавшегося ее; на мертвенно-бледном лице его были написаны нечеловеческие страдания. Когда его раздели, то глазам представилась ужасная рана: пулей из крепостного ружья ему раздробило ключицу и плечевую кость. За ним принесли эриванца, которому пуля ударила в правую щеку, выбила несколько верхних зубов, оторвала конец языка и, раздробив левую сторону нижней челюсти, вышла наружу. Несчастный не мог даже стонать, а испускал какие-то хриплые горловые звуки. За этим подносят все новых и новых. Стоны раненых неслись с перевязочного пункта вплоть до рассвета.

Насколько была велика убыль в войсках, этого в первый день никто не мог с точностью определить. Как всегда бывает в подобных случаях, ее страшно преувеличивали, и все как-то охотно верили всяким слухам. Лишь на третий день после боя можно было навести более точные справки относительно этого. Огромные потери понесли в бою текинцы — это правда, но зато и мы не мало потерпели; у нас убито: 1 штаб-офицер (майор Сафонов) и 6 обер-офицеров (капитаны: Скорино и Яковлев; прапорщики: Белбородов, Григорьев, Девель и Тышкевич. Девель и Яковлев умерли на перевязочном пункте) и 170 нижних чинов; пропало без вести: 8 нижних чинов; и ранено: 1 штаб-офицер (майор Шауфус) 19 обер-офицеров и 248 нижних чинов.

Незавидна была участь раненых. Сколько ужасных и, вдобавок, совершенно напрасных страданий должны были они выносить за все время отступления из текинского оазиса, из-за того только, что отряд был плохо обезличен в санитарном отношении. Не скоро забудут участники боя это отступление, те же, которые, к несчастию своему, были ранены, несомненно — никогда его не забудут.

Санитарный отряд имел всего на всего десять небольших одноколок; в каждую из них могло вместиться четверо раненых, причем никто из них не мог уже шевельнуться, чтобы не побеспокоить всех своих сотоварищей. Десять одноколок, в каждой 4 места, следовательно 40 раненых, и только, могли повезти они. А раненых было 248… Неужели те, на обязанности которых лежала забота об обеспечении всего экспедиционного отряда в санитарном отношении, на случай всяких возможностей, полагали, что достаточно послать небольшой санитарный отряд (и то лишь для очищения совести); вероятно, по их мнению, ахалтекинский экспедиционный отряд, отправившись покорять неизвестную страну, почти неизвестного нам народа, должен был вернуться назад, без раненых и больных, провозгласив лишь: «veni, vidi, vici»!..

Незавидно было положение этих раненых, но за то положение ехавших на верблюдах было еще ужаснее. Верблюд, как известно, на ходу двигается иноходью, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, езда на нем в высшей степени утомительна и для здорового человека, особенно с непривычки, какова же она была раненым, которые вдобавок еще были привязаны веревками, протиравшими им ноги не трудно себе представить.

Раненые, как я сказал выше, привязаны были или к спинам верблюдов, или же к бокам их, к подставкам, приспособленным для бочонков с водой. Вот идет мимо нас верблюд; с боку его привязан раненый солдат с помертвелым лицом; следы запекшейся крови чернеют в нескольких местах на рубашке; он привязан в сидячем положении к подставке. Мерно выступает верблюд, покачиваясь из стороны в сторону, раненый тоже покачивается всем телом, ударяется в такт спиной о седло и испускает глухие стоны. Ноги его висят на воздухе, сильно раскачиваясь. Давно уже несчастный их не чувствует, еще на первой версте перехода они у него совершенно затекли. — «Братцы, ослобоните, моченьки моей больше нет, лучше уж помереть». У проходивших солдат слезы навертывались на глазах, и они отворачивали в сторону свои суровые, загоревшие лица, чтобы не видеть грустной картины. Нельзя было снять бедного солдата с верблюда, так как пешком он не в силах был идти, вследствие тяжелой раны в животе, а в одноколках не было ни одного свободного места. Это было на втором переходе от Геок-Тепе. Как я узнал впоследствие, несчастный солдат (фамилию его не припомню) спустя два дня скончался.

Между тем, по всей принадлежащей нам Туркмении, рассеялись многочисленные шайки текинцев, начавшие грабить преданных нам туркмен, отказавшихся присоединиться к ним по приходе наших войск. Шайки эти хорошо наблюдали и следили за всеми передвижениями частей. Они пользовались малейшей оплошностью с нашей стороны и появляясь внезапно, то уводили скотину, то перехватывали верблюдов. Так например, 16 сентября одна из них налетела, как снег на голову, на армян, пасших стадо отрядного подрядчика близь Дуз-Олума, и, вырезав пастухов, погнала его в горы. Две сотни дагестанцев полетели на розыски, по текинцы точно в воду канули и не удалось, даже приблизительно, попасть на след их. Почти такой же случай повторился и в Чате. 20-го сентября, около 2-х часов пополудни, когда наши бараны и верблюды паслись по ту сторону Атрека, в 2-х верстах от Чата (без конвоя), внезапно появилась шайка текинцев и на глазах у всех, перевязав пастухов, преспокойно погнала наши стада и вскоре скрылась за холмами. Тотчас же был выслан взвод драгун под командой унтер-офицера Алиханова, следом за ним послали с полуэскадроном прапорщика Лашкарева. Началась лихая скачка… Вскоре драгуны скрылись. Часа 1 1/2 спустя, мы увидали свои стада, отбитые у дерзкой шайки и все успокоились.

Генерал Тергукасов, приехав в Тер-Сахан, произвел смотр войскам и решил покинуть этот пункт, ограничившись удержанием Дуз-Олума; войскам же, бывшим в походе, приказал идти в Чекишляр и переправляться на кавказский берег, по мере возможности. Но эта возможность не скоро наступила и войскам снова пришлось сидеть в Чекишляре в томительном выжидании пароходов, которые перевезли бы их на западный берег. Время быстро летело и осень понемногу наступила, с холодными ночами, ветрами, дождями и сыростью, принесшими за собой всевозможные болезни. Диссентерия, цинга и лихорадки стали выхватывать, с первых дней прихода в Чекишляр, из рядов войск множество жертв. Так, например, в одном дивизионе переяславских драгун, в котором во время пребывания в Ахале совершенно не было больных, через три дня по приходе к морю заболели: 18 человек кровавым поносом, 12 лихорадкой и у 8 открылась цинга. В других частях происходило тоже самое.

Чтобы судить о том, насколько медленно совершалась перевозка, достаточно сказать, что к концу ноября, т.е. два месяца спустя по возвращении войск, на ту сторону были переправлены лишь 4 батальона пехоты, 6 сотен и 2 эскадрона кавалерии и конная полубатарея. Прежде всех отправили в Петровск раненых и больных, за ними переправились в Баку драгуны и т. д.

В трех занятых нашими гарнизонами пунктах: Чекишляре, Чате и Дуз-Олуме, оставлено было 8 батальонов пехоты, четыре сотни кавалерии и батарея артиллерии, из тех войск, которые не участвовали в походе на оазис, а оставались в опорных пунктах.

После переправления войск, генерал Тергукасов занялся устройством в вышеназванных пунктах, провиантских и интендантских складов, для будущей экспедиции.

Итак, экспедиция 1879 года вполне неудалась, несмотря на то, что на нее было потрачено более десяти миллионов рублей и несколько месяцев приготовлений, несмотря на то, что по ту сторону Каспия сосредоточены были отборные войска кавказской армии, в небывалых до того размерах.

Причин неудачи весьма много, но главные из них заключаются: в 1) в малочисленности отряда, вторгнувшегося в оазис; во 2) в недостатке перевозочных средств, как морских, так и сухопутных, и происшедшем вследствие этого недостатке провианта и фуража; и в 3) в совершенном незнакомстве с противником и полном пренебрежении к нему.