Повесть о настоящем человеке. Часть вторая

Галсан Баабай

Куорка. Галсан БаабайНачало...
После освобождения я приехал в бухту «Нагаево» с пропиской места жительства «западнее от станции Зима, Иркутской области». Проезжая станцию Бада, было великое желание сойти с эшелона и пройтись по родным местам, ведь мое «тоонто» на восточной стороне от местного аэродрома. Но увидев ночью одинокое, старое, знакомое здание вокзала в свете слабенькой лампы, раскачивающейся на ветру, я вспомнил как, издевательски оклеветав, отправили меня с этой станции на Колыму. И решил уехать на станцию Зима по месту прописки, скомкав свои нехитрые пожитки, забрался обратно в красный товарный вагон. Ехали мы по 8 человек на одних нарах. После освобождения, я несколько раз отправлял телеграммы в сомонный совет Бады, но, ни разу не дождался ответа, хотя там работала дочь моего старшего брата Гумэжаб, что меня неприятно удивило. Возможно, по ее мнению я мог бы доставить ей неприятности.

Высадился на станции Зима, был 1946 год. Стучался в разные конторы насчет работы и жилья, вдруг встретил одного бурята. После приветствия я спросил у него, где он живет.
— Я живу в Старой Зиме. Там нас, бурятов, много. Работаем кто-где, зарабатываем себе на пропитание. Сейчас я еду в Тулун, маленький городок. В той стороне много богатых колхозов, богатый рынок.
— В Тулуне есть буряты? Из Кижинги, Бады кто-нибудь есть?
— Есть один из Кижинги, Агинские, Еравнинские есть. Из Кижинги Даржа Цыренов, — отвечал он.

С новым другом я поехал в Тулун. Там он показал мне дом Даржа Цыренова. Я зашел туда. Спустя немного времени, «ты же Шадраагай Жамба?» — узнает меня он. Вскоре и я узнаю, что он один из десяти сыновей Мархаадай. «Я пришел к вам просить дать мне у вас немного пожить» — говорю я. «Конечно, живи» — отвечал он.

Со следующего дня я начал искать работу. Официальной работы не находилось.
— Ты зачем ищешь работу? Вон Агинские работают на разовых работах, где по дрова съездят, где лес заготовят, найди что-нибудь такое, — говорит мне Даржа.
— Нет! Пока не найду официальную работу, не успокоюсь, — отвечал я. Со временем я устроился на лесозавод. Даржа мне говорит: «Ты устроился на самую плохую официальную работу, лесозавод — тяжелая работа». После камней и песка, через которые я прошел, думаю, что лесозавод будет полегче.

До мая я валил лес, затем перешел на погрузку леса в вагоны. Мы кое-как делали 40 норм в день, хотя норма была 60. Нам попался очень строгий бригадир, который всегда подгонял нас. Получали в месяц 400 с лишним рублей. Все было очень дорого, например; ведро картошки стоило 130 рублей.

Однажды захожу к директору лесозавода и говорю, что увольняюсь. Тот не хотел увольнять, хотел выгнать из кабинета. «Посажу тебя на 10 лет!!!» — кричал он. «Давайте! Там мне будет еще лучше, чем у вас, здесь на лесозаводе нет рабочей одежды, моя телогрейка вся порвалась, валенки износились! — сказал я и, бросив ему на стол, заявление об увольнении и хлебные карточки, повернулся и пошел к выходу: — Иди! Вон отсюда! — кричал директор. Я ему на это сказал одно единственное слово, которое уместно в данном случае: «Баяртай!» — и закрыл за собой дверь.
Поехал я в колхоз. Заготавливал там дрова и складывал в поленицы. Жил у одной русской семьи, кушал вдоволь, жизнь моя изменилась в лучшую сторону.

Приехал я из колхоза на лесозавод за трудовой книжкой и зашел к Деду Даржа. Он начал сватать мне невест.
— Здесь одна богатая женщина есть, будешь с ней жить, подойдете друг другу.
— Нет! Мне не нужна богатая!
— Ну ладно, тогда тут еще одна есть, с ребенком, думаю, она тебе подойдет.
— Нет, когда этот ребенок вырастет, выставит меня за порог, не надо! Со временем я думаю, найдется моя половинка.
— Та наверняка будет той, которую все забраковали, или же какая-нибудь сумасшедшая. На этом наш разговор закончился в то время.

Через несколько дней опять захожу к Деду Даржа. Он опять все о том же: «Недавно с Закаменска приехала одна невеста, работает на кирпичном заводе. В выходные обязательно приезжай, я ее приведу» — наказал он мне. Если говорить о женщинах, то русские женщины сами предлагали мне. Даже приходилось отказывать в такой форме: «Я был ламой в Дацане, мне нельзя» — говорил я. Помня обещание, которое я дал Деду Даржа, я приехал к нему в выходной день. В доме была одна молодая девушка. Втроем мы сели за стол и, как говорится, одним поленом печку не натопишь, а так как нас было двое, то и пламя разгорелось, и создался новый очаг.

Из местности Захааминай Хуурай Цырендоржиева Хандажаб стала моей спутницей жизни, и мы вместе поехали в колхоз, березовые дрова складывали в поленицы, летом кололи дранки. Жили у бабушки бурятки. Купили два телка, одну закололи, а вторую оставили. Денег заработали много. Затем я устроился в лесхоз и работал лесником. Домик у нас был в лесу, был конь. Только вот зарплата была маленькая. Сажали лес, косили сено. Город недалеко. Завели свиней. Свинья старше 6 месяцев облагалась налогом. Хрущевское время было. Там же, с одним дедом из Закаменска Цырендоржо Аюшеевым, построили новый дом. Он был из Санаги. Лэгцог гулваагай дочь Должон была его женой.

В 1957-м году мы продали свой дом за 16000 рублей. Переехали в Агу. Работали чабанами. Каждый год получали грамоты, премии, вымпелы за хорошую работу. В 1961 году во время деноминации денег наши 16000, которые лежали на сберегательном счету упали в 10 раз.

В те времена я посетил много аршанов и поправил свое, подорванное на ссылке, здоровье. Суставы, ноги-руки, спина которые не могли держать лом, кайлу, кувалду пришли в норму, организм укрепился. В 1968 году, выйдя на пенсию, я вернулся в Куорку, где жили мои родственники.
— Галсан-Баабай, скажите год и месяц вашего рождения?
— Говорят, я выпал из утробы матери, когда солнце достигло зенита и лучи, проникая через «тооно», падали на самое почетное место в юрте «хоймор», в год Овцы в 1907 года летом 15-го числа 1-го летнего месяца по лунному календарю, в семье Чимидэй Шадраа и Сангадиин Дэжэд, возможно для того, чтобы укрепить навеки коновязь хоринского рода Баруун Хуасай. По старой бурятской пословице, которая гласит: «Гансаhаа газар дуурэхэ» — мой сын Галсан отец многодетной семьи.
— Что вы можете сказать по поводу необычности дня и часа вашего рождения?
— В то время жили мудрые, жаран жyhэ татаха, астрологи. Мой отец обратился к Гурэ — Габжа, который, исследовав, сказал: «Ваш сын Жимба в 13, 25, 37 лет будет испытывать трудности. В 61 лет кармически его жизнь завершится, но если совершить обряд продления жизни, жизнь продлится.
— Преодолели ли вы трудности этих трех периодов?
— В 13 лет, упав с коня, я очень сильно повредил голову. На уроках в Дацане раньше я без труда учил наизусть 3 страницы текста, а после этого случая больше 2-х страниц уже не мог. До недавнего времени я лечил голову, ездил на аршаны, ходил на массаж. В 25 лет тоже имел трудности. В 37 лет я справлял в северных лагерях, обмораживая руки и ноги. Таким образом, я преодолел эти 3 опасных периода моей жизни.
— Благодаря запасу вашей благодетели вы на протяжении многих лет помогаете своему народу…
— Я ведь уже вышел на путь, где без благодетельности нельзя. Вот уже третий год как я начитываю собрание Юм, ведь каждый человек должен сам очиститься от совершенных прегрешений, а не перепоручить это дело Дацану. Невежественное поведение очень труднопреодолимое…

Таков нехитрый рассказ, в котором в жизни одного человека пережито столько, сколько не пережить и десятку людей. Галсан Баабай пережил и репрессии, и Сталина, и Хрущева, и Советский Союз, счастливо проведя последние годы своей жизни. На старости лет он, наконец, увидел собственными глазами возрождение Учения Победоносных, взрастив десятки учеников, которые продолжают его дело – во благо всех живых существ.

Авторы: Буда Дугарцыренов, Дансаран Доржогутабай
Источник: Газета «Долина Кижинги»

Нет комментариев